Ему снилась Эля. Ей было семь лет, на затылке у нее была синяя заколка-бабочка. Когда он потянулся, чтобы погладить сестру по голове, бабочка сорвалась и улетела.
* * *
– Я не могу сказать, чем будет для тебя лабиринт. Я не знал лично никого, кто вошел бы туда… И никого, кто вышел, естественно. Но такие люди были, я слышал о них. Чаще всего это были маленькие девочки. Это неудивительно. Ведь они больше всего любят вертеться перед зеркалом. Разумеется, тех, кто не выбирался из лабиринта, числили без вести пропавшими. А тех, кто выбрался, зачастую долго лечили. Но были и те, которые встретили понимающих людей. Их истории стали известны многим… Одну девочку по имени Алиса…
– Я понял, полковник. Я понял.
Руслан еще не был в этой комнате – дача полковника была больше изнутри, чем казалась снаружи. Высокий сводчатый зал. Окна до половины утоплены в землю, в них заглядывает цветущий шиповник, льется сладко пахнущий ветерок, и не верится, что там, за окнами, обыденная жизнь, субботнее утро, лай собак, детский смех, вскрики девушек, играющих на дорожке в бадминтон… А здесь пустая огромная комната, эхо катается стеклянным шариком из угла в угол, и к стене прислонено зеркало, когда-то принадлежавшее матери Руслана. Перед зеркалом развалилась на полу Глашка, блаженствует, вылизывает пушистое пузо. Напротив, на каменном – действительно каменном! – столе разложены какие-то неприятные инструменты и нарисованы неочевидные знаки. Руслан только покосился, но отвернулся быстро. Если он останется жив – у него еще будет время вникнуть во всю эту мистическую лабуду.
Даже слишком много времени, насколько он понял.
– Ну, приступим, – мягко сказал Семенец. – Хорошо было бы, знаешь, выпить немного. Но я подожду, пока ты не вернешься. И потом… У меня есть коньяк. Ему больше ста лет. Интересно, сколько звездочек на нем наросло? В общем, когда ты вернешься, мы выпьем. А теперь смотри в зеркало. Не на меня.
Руслан послушался.
Полковник начал говорить.
Голос его был глубок и мелодичен.
Он произносил слова, которые не звучали много лет. Не так много осталось на свете людей, которые знали эти слова, еще меньше – тех, кто мог бы произнести их без ошибки. Но он – мог. И ему даже не нужна была книга. Тексты девятнадцати енохианских ключей, открывающих дверь в потустороннее, были словно вытатуированы у него на внутренней стороне век, он видел их всегда, когда закрывал глаза – пламенеющими в темноте, как «мене, текел, фарес» царя Валтасара. Он закрыл глаза и читал, а когда открыл, Руслана уже не было в комнате.