Наконец я открыла глаза, чтобы проверить, не стала ли я сиротой. Подъехал Клифф и спросил, «Скатаемся разок, Падди?» Я ответила, что я не в состоянии кататься на коньках — и снова попыталась отыскать в толпе Папочку. Наконец я увидела его, далеко на льду. Он несся вдоль бортика, выполняя пируэт на четыре такта, и он действительно его выполнял — или что-то типа того. Конечно, я видела цирковых медведей, которые лучше держались на коньках, но он всё ещё стоял на ногах. Я решила, что мисс Свенсон сильнее, чем я думала.
Он приближался к краю поля и развороту. Женский моухок, наверное, навсегда остается моим пугалом, но уж мужской моухок — он точно не для дилетантов, и это хорошо видно на разворотах. Я приготовилась к опознанию тела. И вот он вошел в разворот, и мисс Свенсон сделала финт, компенсируя лишние шаги, готовая его подстраховать. Но он выполнил разворот, даже не сбившись с такта. Я хотела крикнуть «браво», но у меня пересохло в горле.
Тут нарисовалась Мама.
— Где ваш отец, Морин? — потребовала она.
Я показала. Они летели по льду, и папин разворот на этот раз был еще глубже.
Впервые в жизни увидела, что Мама готовится упасть в обморок. Она сумела справиться, но мне пришлось поддержать ее, чтобы она не шлепнулась на мокрый лед. Музыка смолкла, и Папочка подкатился к нам.
— Дорогая, — сказал он Маме, — следующим будет танго. Попробуешь прокатиться со мной?
Мама так и вцепилась в него.
— Чарльз! — взвизгнула она. — Сейчас же уйди со льда! Ты убьешься! Я не понимаю, как могла эта женщина затащить тебя в такую толкучку!
— Ни слова, моя дорогая, — сказал Папочка. — Я цел и невредим. Итак, ты будешь танцевать со мной танго, или я буду танцевать его со своим преподавателем?
— Вы не можете танцевать танго!
— Я тщательно изучил образцы. Полагаю, я смогу воспроизвести эти движения.
И они танцевали танго. Не слишком хорошо, но Папочка и в самом деле не трепался, что заучил образцы. Мое собственное исполнение было не многим лучше, потому что я невпопад менялась местами с Клиффом, пытаясь наблюдать за развитием событий.
На обратной дороге все молчали. Когда мы возвратились домой, я отвела Младшего в сторонку.
— Что ты думаешь о том, что произошло? — спросила я.
— Ха? Папа ужасный конькобежец.
— Разве тебя не поразило, что он вообще мог кататься на коньках?
— Почему? — вот и всё, что я смогла из него вытянуть.
Я не обсуждала этого с Папочкой еще три дня — столько времени у меня ушло на то, чтобы собрать факты. Потом прихватила его в приватной обстановке.
— Папочка, — сказала я, — меня кое-что беспокоит.