— М-м-м?
Кошка все еще лежала на ней, восхитительно тяжелая и теплая. Когда она смогла сфокусировать взгляд, Джордж показался громадным. На нем была голубая хлопчатобумажная рубашка, и он так мрачно смотрел на нее, что у Селины замерло сердце.
— Пора просыпаться.
— Который час?
— Я уже сказал. Почти одиннадцать. Мне надо с вами поговорить.
— А-а. — Она приподнялась и поискала подушки, которые куда-то исчезли. Джордж наклонился, поднял их с пола и положил ей за спину.
— Теперь послушайте, — сказал он. — Я виделся с Рудольфо…
— Он все еще сердится?
— Нет, не сердится. Уже нет. Видите ли, Рудольфо, а значит, и вся деревня, считают, что вы и впрямь моя дочь. Вы ведь знаете, почему они так думают, да? Потому что ваш таксист-пьяница, черт бы его побрал, так им сказал.
— Ох, — пробормотала Селина.
— Да. Ох. Вы говорили таксисту, что я ваш отец?
— Да, — призналась она.
— Ради всего святого, почему?
— Мне пришлось, чтобы он привез меня сюда. Я сказала: «Мой отец заплатит за проезд», и только так смогла его уговорить.
— Вы не имели права так делать. Втягивать невинного человека…
— Вас?
— Да, меня. Я теперь увяз по самую макушку.
— Мне и в голову не могло прийти, что он расскажет всей деревне.
— Он и не рассказывал. Он рассказал Росите, девушке, что работает в баре Рудольфо. А Росита рассказала Томеу. А Томеу рассказал матери. А Мария — официальная радиостанция этой части острова.
— Понятно, — сказала Селина. — Простите. Но разве мы не можем рассказать им правду?
— Не теперь.
— Почему не теперь?
— Потому что у людей здесь… — он осторожно подбирал слова, — очень строгие моральные принципы.
— Тогда почему же вы оставили меня вчера на ночь?
Он вышел из себя:
— Из-за грозы. Из-за ссоры с Рудольфо. Потому что другого выхода не было.
— И вы сказали, что я ваша дочь?
— Я не сказал, что вы не моя дочь.
— Но вы слишком молоды. Мы уже вчера это обсуждали.
— Никто об этом не знает.
— Но это неправда.
— Это было неправдой и тогда, когда вы говорили таксисту.
— Да, но я не знала, что это неправда!
— А я знаю. Все? Что ж, прошу прощения, если оскорбил ваши принципы, но эти люди — мои друзья, и я не хочу их разочаровывать. Не то чтобы они питают много иллюзий в отношении меня, но они по крайней мере не считают меня лжецом. — Она по-прежнему выглядела обеспокоенной, поэтому он сменил тему: — Теперь, что касается денег. Вы говорите, что мы можем послать телеграмму в ваш банк…
— Да.
— Но не из Кала-Фуэрте. Нам придется поехать в Сан-Антонио, чтобы послать телеграмму. Мы можем послать ее прямо в банк или — это мне пришло в голову по дороге домой — можем связаться с вашим адвокатом…