Убийство в старом доме (Грэнджер) - страница 13

Портрет я положила на туалетный столик. Пусть полежит до тех времен, когда я смогу повесить его на стену.

В моей комнате тоже висело множество картин — как и во всем доме. Хорошо, что здесь я хотя бы не увидела длинношерстных шотландских овец, которые таращили глаза из багровой дымки. Зато здесь было больше итальянских пейзажей. На одной особенно безвкусной картине маслом изображалась плакальщица, закутанная в толстую ткань. Фигуру плакальщицы окружали поникшие деревья и какие-то прямоугольники, похожие на надгробные плиты. Я решила при первой возможности снять картину со стены и спрятать.

Откинув крышку лакированной шкатулки, я разыскала среди своих немногочисленных сокровищ кусочек серого сланца. Он служил мне талисманом, который подарили мне очень давно — на счастье. Сланец был в своем роде уникальным: на его поверхности отпечатались точные очертания крошечного листа папоротника. Я достала талисман, повертела так и сяк, чтобы на него упал свет, а потом осторожно положила назад. Отныне мне самой нужно будет преодолевать все преграды. И первой из них станет сегодняшний вечер, когда я познакомлюсь с остальными обитателями дома.

Я вздохнула. Я так объелась пирогами и пышками, что не представляла, как в меня влезет хотя бы еще кусочек чего-нибудь съестного. Дома мы питались старомодно, и самая плотная трапеза у нас устраивалась днем. Такой распорядок подходил отцу, который по утрам принимал пациентов в своем кабинете, а после обеда навещал больных, прикованных к постели, и часто возвращался очень поздно. Ужинали мы легко — как правило, поджаренным хлебом. Зимой Мэри Ньюлинг готовила наваристый мясной бульон с кореньями. Вот почему меня ужасала мысль о «добротной английской кухне», ожидавшей меня в восемь вечера.

Кроме того, я боялась, что даже в своем лучшем платье покажусь домочадцам миссис Парри деревенщиной. Впрочем, я еще носила полутраур по отцу, что, безусловно, давало мне право не стремиться быть похожей на картинку из модного журнала.


Волосы я скрутила простым узлом, надела платье, которое замечательно выгладила Ньюджент, на плечи накинула шаль из ноттингемских кружев и в начале восьмого спустилась вниз. К добру или к худу, мне придется жить дальше.

Хотя я спустилась раньше времени, общество было уже в сборе.

Я нашла всех в большой гостиной — она оказалась гораздо просторнее малой, в которой меня принимала тетя Парри, но тоже была премило обставлена. В мраморном камине пылал огонь.

Тетя Парри бурно приветствовала меня. Цвет ее наряда Мэри Ньюлинг наверняка определила бы как «вырвиглаз». Шелковое платье было самого модного оттенка — пурпурного. Кружевной чепец она сняла, а каштановые волосы были уложены в сложную прическу — Ньюджент пришлось потрудиться! Над висками лежали толстые валики из волос, похожие на колбаски; к ним Ньюджент приколола фальшивые локоны. В ушах тети Парри красовались серьги с крупными зелеными камнями. Ожерелье из таких же камней украшало ее шею; на руках я заметила несколько браслетов. Я надеялась, что ее украшения из страз, и подумала, что по-другому и быть не может. Если все эти изумруды настоящие, пожалуй, столько нет даже у индийского раджи.