– Постой-постой, – притормозил рьяную исповедницу отец Иннокентий. – Ты свои грехи исповедуешь или чужие?
– Свои, батюшка, конечно, свои!
– Ну, так и говори о своих.
Цыганка опять затараторила.
– А ты случаем не гадаешь? – спросил отец Иннокентий для успокоения совести. – А? Не воруешь? Людей не обманываешь?
– Что ты, батюшка, как можно! Святой Василь свидетель, я никогда…
– Да как может быть святой Василий твоим свидетелем, когда он жил полторы тыщи лет назад? – с укором в голосе произнес отец Иннокентий.
– Святой Василь, батюшка, святой Василь, вот крест! – И она распахнула дубленку, очевидно, чтобы показать нательный крестик.
Отец Иннокентий хотел ее остановить, даже за руку взял, но тут краем глаза увидел, как вторая цыганка запихивает себе за пазуху небольшую, в серебряном окладе иконку святых Гурия, Самона и Авива, которую ловко сняла со стены.
– Да ты что творишь, а? – кинулся к ней иеромонах. – Ты в церковь пришла в грехах каяться и тут же воруешь?!
Народ, стоящий поодаль за киотом, заволновался, услышав возмущенный голос священника. Обе цыганки наперебой заговорили, размахивая руками, но отец Иннокентий ничего не мог разобрать. Отняв у цыганки икону, он прижал ее к груди и какое-то время молча взирал на злоумышленницу.
– Эх вы, чавэлы! – только и смог он вымолвить и добавил по-детски обиженно: – А еще кино про вас снимают. Идите отсюда, чтобы глаза мои вас не видели!
Подруги умолкли, посмотрели на расстроенного священника и попятились к выходу. Ожидающие исповеди прихожане так и не поняли, что произошло за киотом, а отец Иннокентий постоял-постоял с прижатой к груди иконой, но на стену ее не повесил – унес в алтарь. Потом подошел к дежурной по храму бабушке Марии и сказал:
– Вы это, теть Маш, поглядывайте за народом. Не ровен час, уволокут что-нибудь!
Старушка махнула сухонькой рукой:
– Полно, батюшка. Чай, в церкви-то воровать побоятся!
Отец Иннокентий вздохнул, очки поправил.
– Избави Бог, – сказал он задумчиво. – Однако всякое случается. – И отправился к аналою продолжать исповедь.
Как иеромонах Иннокентий строптивую Агнию укротил
В сторожке на столе под толстым, помутневшим от времени, затертым оргстеклом можно было прочесть текст, отпечатанный на пишущей машинке прописными буквами:
«УКАЗАНИЕ СТОРОЖАМ
И ДЕЖУРНЫМ ПО ХРАМУ!
ЕСЛИ АГНИЯ НЕ БУДЕТ ПОДЧИНЯТЬСЯ
СЛОВЕСНЫМ УВЕЩЕВАНИЯМ, РАЗРЕШАЮ
ПРИМЕНЯТЬ К НЕЙ ФИЗИЧЕСКУЮ СИЛУ.
НАСТОЯТЕЛЬ ПРОТОИЕРЕЙ СЕРГИЙ»
И размашистая подпись с крестиком впереди.
Столь суровые меры предлагалось использовать по отношению к восьмидесятипятилетней старушонке, дежурившей на подсвечниках у икон святителя Николая, «Скоропослушницы», благоверных князя Петра и княгини Февронии, а также на тетраподе. Агния была маленькая, сухая, как щепка, и злая, как цепная собака.