– Отсиделся в одном месте, а потом дворами.
– В каком это ты месте, интересно, отсиделся? – спросил Янчи.
Черный не ответил. Лег на нары, руки под голову, глаза в потолок, и долго лежал так, необычно тихий, молчаливый, безучастный ко всему.
И все-таки мы подорвали эшелон! Настоящий добротный воинский эшелон с танками и автоцистернами, направлявшийся на северо-восток Венгрии, туда, где развернулось колоссальное танковое сражение.
Произошло это в следующий вечер, на том же самом месте – после чуть было не закончившегося трагически вчерашнего происшествия с пассажирским поездом мы оставили здесь зарытыми в куче опавших листьев толовые шашки, детонаторы и запасной шнур.
На сей раз все шло как по расписанию. Шандор дежурил в диспетчерской вторые сутки, заменяя заболевшего напарника. Он заблаговременно узнал о подходе воинского эшелона, успел известить нас. Мы без помех прибыли на место, подготовили все. Эшелон подошел минута в минуту в сообщенное Шандором время. Его тянули два паровоза. Черный снова крикнул вчерашнее: «Шпарь лысого кипятком!» Мы подожгли шнур и бросились врассыпную, каждый в свою сторону.
Я, как обеспеченный более надежным документом, должен был выйти к главной улице. Двухсотметровое расстояние от аллеи до домов я преодолел бегом. Затем пошел, не спеша, прислушиваясь к тому, что делается за спиной, на линии.
Оба паровоза учащенно пыхтели, перебивая друг друга.
Почему нет взрыва? Уже время, время!
Я не выдержал, обернулся. И в этот момент рваный всполох, словно молния, осветил улицу, выхватил из темноты длинные серые однообразные дома.
Звук взрыва, несильный и глухой, сразу же потонул в последовавшем за ним грохоте и треске. Отсюда я ничего не мог видеть, но ясно представлял себе, как налезают друг на друга, поднимаясь на дыбы, тяжелые платформы, как, скрежеща, изгибаются их толстые металлические остовы, как рассыпаются, словно игрушечные, плотные деревянные стены вагонов.
А затем все стихло. Только долго и надсадно, на одной ноте, кричал кто-то, и ничего человеческого уже не осталось в этом вопле, похожем на непрерывное гудение автомобильного клаксона.
И снова появилось пламя, не ослепительно белое, ровное, как от взрыва, а красное, нервное, торопливое, пляшущее пламя пожара.
Держась поближе к стенам домов, я быстро уходил от места крушения. В городе завыли сирены противовоздушной обороны, залаяли зенитки, в небо потянулись ленивые разноцветные строчки трассирующих пуль. Зенитчики, услышав взрыв, по-видимому, решили, что город бомбят.
На улице было пусто – ни единой души. Даже стало как-то жутко, словно город вдруг весь вымер.