Когда она, наконец, отпустила меня, опасность уже миновала. Немцев в воротах не было. Их жеребячий смех доносился с улицы.
– Ха-ха-ха! На виду у всех!
– Венгерские девки и не на то способны.
– Ну, это же Аги! Известная… – Раздалось грубое слово.
– Понимаешь по-немецки? – Аги испытующе смотрела на меня, прерывисто дыша и покусывая нижнюю губу.
У меня не хватило смелости соврать. Я отвел глаза, кивнул.
– Они врут! Слышишь, врут, врут! – Она закрыла руками лицо. – Гады! Чтоб вы все сдохли, гады!
– Не надо, Аги! – Подчиняясь внезапному порыву, я шагнул к ней, обнял. – Аги!..
И тут произошло нечто неожиданное. Я получил такой удар по щеке, что в первый момент не мог ничего понять. Мне казалось, что где-то рядом рванула мина. Я схватился за щеку и, пораженный, смотрел вверх. Из моих глаз летели искры. Я совершенно отчетливо видел, как они, одна за другой, взлетали к воротам и исчезали в голубом небе.
Я опустил голову, все еще держась за щеку. Аги стояла передо мной, подбоченившись. В ее больших влажных глазах кипела ярость.
– Съел?.. Могу еще отпустить по дешевке.
– Аги, я…
– Словил-таки момент!.. Все вы гады! Все!
– Нет, честное слово…
– Плевать я хотела на твое честное слово… Давай руку! Идем!
Мы вышли из подворотни. Снова она держала мою руку возле своего сердца. Но я не смел даже взглянуть в ее сторону. Щека горела… За что она меня ударила, за что?..
Мы вышли на тихую неширокую улочку.
– Уже близко, – Аги бросила на меня косой взгляд. – Больно?
Она явно шла на примирение. Но я гордо вскинул голову и промолчал.
– Сам виноват, – сказала Аги. – Не лез бы со своими нежностями. Знаешь, как трудно девушке жить одной на свете. Кругом солдатня, у каждого только в мыслях, что… Вот и приходится давать сдачи, иначе совсем одолеют. Я и джиу-джитсу знаю. Один немец научил, попросила. Ничего немчик, вполне порядочный, не такой, как эти. Теперь от его науки другим достается… Ты не очень злись, я тебя еще пожалела, стукнула семьдесят пятым калибром. А у меня еще в запасе и сто пятидесятый и двести сороковой… Вот здесь!
Мы стояли перед одноэтажным каменным особняком. Стены, украшенные лепкой, были темными от времени. В высокие, узкие, с полукруглым сводом окна виднелись тяжелые портьеры.
Мы прошли в ворота. Аги остановилась.
– Слушай, – она все еще держала мою руку. – Ты в самом деле русский?
– Папуас!
– Смотри! Если не русский, я тебе не завидую. Доживаешь на свете последний свой час.
– А тебе-то что? Жалко будет?
Она тряхнула головой и сразу отпустила мою руку.
– Вот еще! Жалеть всякую сволочь!.. Иди!