– Деду, и там конец?
– И там.
– Чего же теперь делать?
– Чего делать? А ничего не делать. Душой возносись.
– Как, дедушка?..
Чуть не позабыл: Абарбарчук не отбрасывал тени. Или тень не отбрасывала его. В любом случае это было подозрительно и наводило на размышления.
Он выстроил нас на асфальте, на припеке перед школой, браво ступил вперед чищеным сапогом и крикнул на всю улицу к восторгу местных старушек:
– Здравствуйте, товарищи школьники!
А мы, шпана мелкозубая, арбатская, смоленская, пресненская, шептуны, сморкуны и завиральники, рявкнули дружно в ответ, к ужасу тех же самых старушек :
– Хайль Гитлер!
Дальше провал.
Захочешь – не вспомнишь.
Память отказывается служить дальше и старательно подсовывает взамен фактов накатанные глупости сюжетов.
Его арестовали.
Его погнали из школы.
Он выгнал нас.
Мы повинились.
Он не перенес позора и застрелился из трофейного парабеллума.
Глупости! Откуда у пришельца парабеллум?..
Если уж он контужен, так пусть ходит по электричкам, из вагона в вагон, тянет руки, трясет головой, косит наглым глазом:
– Братья и сестры! Пусть каждый поможет, кто сколько может! Беру рублями, беру слезами, беру сочувствием...
Больше я о нем ничего не знаю. Не помню. Не пересекался путями. Он запирался в своем кабинете от настырных взглядов, кипятил на плитке воду, швырял туда промерзшие пельмени с мясом, чтобы закусить после стакана водки, – но это уже директор школы, хромоногий горбыль, это не Абарбарчук. У того не было своего кабинета, да и он, скорее всего, не пил в школе, чтобы не застукали.
Он был интендантом в лучшие времена, так мне порой кажется: капитан Абарбарчук, сапоги с подскрипом, и возил в армейских тылах вагон винограда к скорой победе.
Виноград был переложен стружкой, брусками льда, и на встрече с американцами Абарбарчук блеснул своим неслыханным сюрпризом.
Роскошные "дамские пальчики" под армянский коньяк: сам маршал Жуков пожаловал ему орден.
Он носился на виллисе, с автоматчиками, бравый капитан Абарбарчук, по завоеванной Германии, – а потом всё закончилось: гражданка, поиски работы, неприкаянные друзья с пугаными глазами, бесконечное до озноба слово – кос-мо-по-ли-тизм.
И танком прошла по нему жизнь.
Он торговал эмоциями, бедный Абарбарчук, эмоциями вымершей народности – не пропадать же добру, а с этого не ожиреешь.
Помню, он выстраивал нас в школьном коридоре и командовал, играя голосом:
– Через вестибюбель! С песнями! Арш – два – арш!..
Хотя нет, это был не он и не там. Это полковник Довгань в институте, лысый и лаковый, – отдельный о нем рассказ.
Довгань годился Абарбарчуку в отцы.