Слово за слово - Феликс Соломонович Кандель

Слово за слово

В этой удивительной книге вы откроете мир новых возможностей и историй, где каждый персонаж и событие приносят с собой неповторимую глубину и интригу. Автор волшебным образом сочетает элементы фантазии, приключения и человеческих драм, создавая непередаваемую атмосферу, в которой каждая страница — это путешествие в неизведанные миры. Поднимите книгу и готовьтесь погрузиться в мир, где слова становятся живыми, а истории оживают перед вашими глазами.

Читать Слово за слово (Кандель) полностью

СЛОВО ЗА СЛОВО

 



ЧАСТЬ I

РАССКАЗЫ ИЗ ОДНОГО ПОДЪЕЗДА


1

Скорее всего, Абарбарчук был евреем.

Так я теперь думаю.

Или представителем вымирающей народности.

Сейчас этого уже не проверить, но сомнения остались.

Дюжий, ражий, нос наперевес.

Он появился где-то там, в прошлом, в сорок каком-то послевоенном году: в сапогах-галифе-портянках, с офицерской планшеткой через плечо и с такой чудовищной щетиной на щеках, будто скосили на них по осени яровые и осталась засохшая стерня – жесткая, колкая, густо-несминаемая.

Может, он был пришельцем с иной планеты?

Еврей-пришелец, – а почему бы и нет?

Многое тогда объяснимо...


Милочка, евреечка,

Скажи, которо времечко.

Времечко девятый час,

Идем на станцию чичас...


В нашей школе он работал военруком. Военным руководителем. Наставником подрастающего поколения. Заставлял нас маршировать и отдавать честь, примерять противогазы и разбирать затворы, – какого черта он выплыл в моей памяти тут, в Иерусалиме?

Кроме того, он был парикмахером.

Стриг, брил, поливал без разрешения вонючим одеколоном для прибавки к зарплате.

Ах, Абарбарчук, Абарбарчук, парикмахерская твоя душа!

Томный взгляд, пробор на кудрях-воланах, гитара с бантом:

– Ты рассейска вольна пташка, воспремилый соловей...

Нет, он не был парикмахером, это я всё перепутал, – дурацкий дурак, идиотский идиот, кретинский кретин!

Он сидел в кресле, в парикмахерской на Арбатской площади, укутанный по уши в белую простыню, и кто-то колдовал над его буйной порослью, – а я ждал в очереди.

Еще ему подстригали волосы в ушах.

Оттого и зацепилось: Абарбарчук – парикмахерская – белый халат – удушающий запах цветочного одеколона.

Он не был парикмахером, как я теперь понимаю, да и евреем – сомнительно.

Абарбарчук? – а впрочем...

Он был Золушкой, да-да! – многое тогда проясняется.

Золушка Абарбарчук.

В двенадцать часов ночи, с последним ударом курантов Золушка меняет свой пол...

Он появился в нашей школе в несытом еще сорок каком-то году, но орденов не носил и нашивок за ранения тоже. Был ли он контужен, был ли он списан по болезни, был ли он дезертиром – был ли он?

Абарбарчук.

Дюжий и ражий...

Он ехал на машине, уцепившись за руль, и встревоженным глазом новичка оглядывал встречные знаки: "Поворот налево", "Остановка запрещена", "Крутой уклон".

И вдруг знак! Незнакомый! Черное, и кукиш беленький.

Встал.

Забоялся.

Спрашивает у деда на приступочке:

– Дедушка, это что за знак?

– А это, чтоб ты знал, – "Конец жизни".

Заглох:

– Чьей?..

– Твоей, – чьей еще?

– Тогда я не поеду под него. Я развернусь, дедушка.

– Давай.

Развернулся –и сзади знак. Черное, и кукиш кверху.