Колька-садовник, лет 25-27: косой, слюнявый, косноязычный, в грязной коросте, с объеденными до костей ногтями. Зубы порченые. Штаны тренировочные мотнёй до колен. На заду дыра, гвоздем продранная. Истлевшие носки закручивались на пятках заскорузлыми спиралями. Рассказывал, как кончил техникум, пришел в оранжерею, а там – зелень чахлая, цветочки дохлые, земля пересохшая: всем до лампочки. Он прихватился, заработал без халтуры, по науке, выгнал зимой гладиолусы с тюльпанами: все ахнули! Дурак был, молодой, вкалывал вовсю: первая поливка в шесть утра, последняя к ночи. "Молодец, – сказал директор и глазами подморгнул, двумя сразу. – Вези в магазин, сдавай". Он срезал, он и повез: цветок к цветку, бутон к бутону. А там баба сидит, у бабы глаз тертый: "Приму третьим сортом, продам первым. Разницу пополам. Идет?" "Идет". Она ему шестьсот рублей. Сразу! Обалдел – и в загул. Неделю гудел: опух, посинел, пришел в оранжерею, а его уволили. Директор в обиде: не поделился, подлец!
Мест сменил потом много, всюду крал, всюду попадался, и гнали его по-тихому, без шума. С шумом гнать – самим дороже станет. Работает теперь грузчиком, на базе цветного металла, до десятки в день выколачивает. "Если ба кто болванки покупал, я ба всю эту базу пропил". Тихий и беззлобный, на чужую ругань необидчивый, заводился от одной только темы: где достать выпить, когда достать негде. Вспыхивали по этому поводу жаркие споры в камере, назывались верные средства – политура, одеколон, чесночная настойка, зубная паста, клей БФ, шампунь для волос, стиральный порошок и многое-многое другое, от чего человек немедленно и надолго балдеет. Упоминалось на много голосов райское Эльдорадо, приют для страждущих, подмосковная станция Косино, а на ней магазин, где торгуют водкой с восьми, а не с одиннадцати, как везде. Колька-садовник кричал громче всех, мятые, малопонятные слова вылетали наружу вместе со слюной. Кончалась тема – он тут же терял интерес, заваливался спать на нару: наружу торчали заскорузлые носки на пятках. "Выселят тебя, Колька! Из Москвы". "Ну и выселят... Мне один хрен. Водка везде есть".
Утром, на плодоовощной базе, первым делом воровал яблоки, апельсины, бананы, перемахивал шустро через забор, бежал к ближнему магазину. "Когда выпить охота, я что хошь сделаю!" А охота ему – всегда. Вставал у дверей, товар в пакетах отборный, цены пониженные: расхватывали ворованное в полминуты. Всё быстро, в момент: украсть, продать, пропить, пока не отняли, и на нару, и до утра. Это он сказал: "Мне один хрен: что тут валяться, что дома. Выпил, пожрал – и спать". И он же: "Я до двенадцати лет умным был. А теперь всё глупею и глупею. Дураком, видно, помру". И опять же он: "Помирать станешь – без бутылки и вспомнить нечего".