Мифы Древней Греции, детство, классика
Книги, прочитанные с особым интересом в детстве или в юности, обретают навсегда неизъяснимое очарование и прелесть, словно несут в себе нескончаемое эхо, может быть, незамеченных в свое время, но пережитых нами глубочайших волнений и озарений.
Однажды я взял в руки Стендаля, а именно «Пармскую обитель», и словно перенессся на Дальний Восток, в село, окруженное лесами, лугами, на берегу небольшой речки, впадающей вдали, за островами, в Амур, перенесся туда, где я прочел этот роман, и тотчас вспомнилось всё. Боже! Каким чудом, волшебным, прекрасным миром возникали передо мной там, в далекой глуши, сцены жизни в Италии XIX века!
Это было летом в интернате в Найхине, где я остался, как сирота, кстати, вместе с ребятишками, оставленными «на осень», то есть для дополнительных занятий. В это же время, очевидно, впервые пристрастившись к чтению, я прочел пропахший зноем степи и необузданных человеческих страстей роман Михаила Шолохова «Тихий Дон».
Это были далеко не детские вещи, и я, верно, понимал это, потому что именно роман Вениамина Каверина «Два капитана» объявил лучшей книгой в мире. Года через два (ведь после седьмого класса волей судьбы я уехал в Ленинград, где и живу) моя одноклассница писала мне: «Ты знаешь, я прочла «Два капитана». Ты знаешь, теперь и она моя любимая книга!»
Это был итог почти целой жизни, целой жизни в детстве нашем, разумеется. Дело было не в романе Каверина, к сожалению, весьма слабом, это не классика, которую можно перечитывать в разные периоды жизни и всегда с новым интересом. Очевидно, шла речь о наших мечтах, о наших детских представлениях о прекрасном, о настрое души, - не умея определить все это своими словами, мы поднимали на щит ту или иную книгу, чтобы заявить о себе. Эта активная избирательность, эти поиски сродства с прекрасным - едва ли не важнейшее свойство детства, в нем истоки его первых шагов и всей нашей будущности.
И я точно знаю, какая книга определила еще в раннем детстве мое миросозерцание, подготовила мою душу к восприятию лирики Пушкина и мое призвание, о чем я сам долго не подозревал. Это небольшая книжка с изображением красно-кирпичного кентавра на обложке «Мифы Древней Греции». Она попалась мне в руки в родном селе, в третьем или четвертом классе, в пору, когда я еще не увлекся чтением, да книг у нас не было, кроме учебников.
Откуда? Думаю, от моей кузины гораздо старше меня, которая училась в Хабаровске и приезжала летом, в деревне она скучала и была рада поговорить со мной, выбалтывая невольно все тайны хорошенькой девушки. Во всяком случае, именно от нее я впервые услышал о ложе Прокруста.