Дневник дерзаний и тревог (Киле) - страница 27

Я не помню процесс чтения, но неопределенное предчувствие, связанное с восприятием синевы неба и облаков в вышине, предчувствие, сейчас бы сказал, верховного существа, как мне однажды представилось: я - его мысль, - я живу, пока он думает, перестанет, и меня не станет, - обрело конкретные, дивные образы олимпийских богов, словно взирающих на меня с неба.

Комментарии.

 Парфенон, памятный мне с детства, возможно, по учебнику истории Древней Греции и Рима.  

С тех пор в моем восприятии природы, жизни и в особенности женщин всегда преобладала, удивляла, восхищала красота, хотя и уродства бросались в глаза еще резче. Но сама действительность сияла и освещалась красотой, как солнцем и звездами. Соприкосновение с древнегреческой мифологией в раннем детстве несомненно сказалось в высшей степени благотворно в сформировании моего мироощущения и миросозерцания, с восприимчивостью моей с юности к красоте во всех ее проявлениях, в особенности, к женской красоте, как вод и неба, и, как ни удивительно, к классике всех времен и народов.

Я еще мало помышлял о писательстве, кроме смутных грез о великой жизни, но сразу - из нескольких фраз текста - различал, это из классического произведения или современного, поэтому впоследствии совершенно не мог читать современных писателей, что обрекало меня на одиночество среди пишущей братии. Я вырос на классике и мог творить лишь в сфере классики.

Ныне я сознаю, что у меня с детства, с соприкосновением с мифами Древней Греции, что подготовило мою душу к восприятию лирики и прозы Пушкина, восприимчивость моя обрела, неведомо для меня, целенаправленный характер - к красоте и гармонии классического стиля в литературе и во всех видах искусства инстинктивно тянулась моя душа, то есть именно к ренессансной классике всех времен и народов, что увенчалось - уже вполне осознанно - открытием и обоснованием Ренессанса в России.