Чисто сталинистское отношение к «троцкизму» и другим антисталинским внутрипартийным течениям усугубилось в годы застоя, когда появилось немало исторических «трудов», механически воспроизводивших старые версии об «антисоветской» и «контрреволюционной» сущности всех внутрипартийных оппозиционных групп, в первую голову «троцкистской». Понятно, что в этих условиях было невозможно разорвать сталинские амальгамы: провокационное и клеветническое «наложение» обвинений в шпионаже, вредительстве и т. д. на действительные факты подпольной борьбы против сталинизма.
Безгласность периодов сталинизма и постсталинизма наложила столь сильный отпечаток на общественное сознание, что даже публикация в первой половине 60-х годов выдержек из антисталинских статей Ф. Раскольникова произвела ошеломляющее впечатление на советских интеллектуалов. «Критически мыслящим» «шестидесятникам» было трудно понять, как большевик 30-х годов мог видеть и понимать то, что им открывалось по крупицам. Впрочем, сразу же после свержения Хрущёва Раскольников был объявлен официальной пропагандой «троцкистом» и «антисоветчиком», а распространение в самиздате его «Открытого письма Сталину» стало считаться столь же преступным деянием, как распространение в 20-е годы ленинского «Завещания».
По-видимому, история нашего общества и всего коммунистического движения сложилась бы по-иному, если бы начатый Хрущёвым процесс десталинизации [619] был продолжен, и история нашего общества предстала бы в истинном свете в 50—60-е годы, когда для большинства советских людей понятия «Октябрьская революция», «социализм», «большевизм» оставались наивысшими духовными ценностями. Процесс освобождения массового сознания от стереотипов, насаждённых сталинской школой фальсификаций, повлёк бы за собой возрождение подлинно коммунистического менталитета. Духовное движение переросло бы в политическое, способствующее подлинно социалистическому обновлению общества, т. е. демократизации политического режима и ликвидации социальных привилегий. Этот процесс в свою очередь мог дать импульс экономическому и социальному подъёму стран с национализированной собственностью и плановым хозяйством, действительному выявлению исторических преимуществ социализма.
Интуитивно осознавая эту неизбежную цепочку причин и следствий, правящая бюрократия сопротивлялась этим очистительным процессам, угрожавшим смести её с исторической арены. Чувствуя взрывчатую силу, заложенную в последовательном восстановлении исторической правды, брежневско-сусловское руководство сразу же после овладения рычагами власти наложило безусловное табу на дальнейшую объективную «разборку» исторического прошлого. Были вновь переписаны учебники по истории партии, откуда были изъяты наиболее резкие квалификации сталинизма, появившиеся в период «оттепели». Все иные версии советской истории отныне могли разрабатываться только в самиздате или «тамиздате».