Блин!
Я быстро понимаю, что самой мне не подняться и придется звать на помощь, но делать этого ужасно не хочется. Пару минут я молча лежу на жестком полу, придавленная горой говядины, и размышляю о том, что такое положение мне что-то сильно напоминает.
— Хуан? Послушай, Хуан!
Дверь в холодильную камеру закрывается герметично, и, если я хочу, чтобы меня услышали, придется кричать погромче. Проще всего попросить о помощи Хуана: в нем нет ни капли ехидства, а к тому же нам с ним уже как-то довелось вместе пережить приключение в холодильнике. Пару месяцев назад в лавку поступила особенно большая партия мяса, и я помогала Хуану распределить ее по полкам и крюкам. Крюки висели на толстых стальных прутьях, а те в свою очередь концами лежали на верхних полках металлических стеллажей, стоящих вдоль стен. На эти крюки мы подвешивали свиные полутуши, лопаточные и тазобедренные отруба говядины и целых баранов. В холодильнике образовалась жуткая теснота. Невысокий Хуан совсем потерялся среди свисающих туш, когда откуда-то сверху вдруг раздался зловещий и очень громкий скрежет. Мы с Хуаном одновременно подняли головы и посмотрели на стальные прутья, решив, что они не выдержали веса мяса, но оказалось, что дело обстоит еще хуже. Металлические стеллажи раскачивались под всей этой семисоткилограммовой тяжестью и, кажется, уже начинали складываться.
— Послушай, ты давай-ка…
Но Хуан уже и сам поспешно продирался через раскачивающиеся на крючьях туши. Едва он успел выскочить, как полки начали рушиться, и горы свинины и говядины, словно в замедленной съемке, с грохотом валились на пол. Зрелище было жутким: как будто у нас на глазах тонул налетевший на риф корабль, падали мачты, разламывался на части корпус судна.
— Что, черт возьми, у вас тут творится?! — услышали мы крик Джессики, но не успели ответить; она распахнула дверь и сама все увидела.
— Слава богу, хоть вы успели выбраться, — только и смогла пробормотать она.
Так что у нас с Хуаном есть общие воспоминания, и именно его я собираюсь сейчас просить о спасении.
— Хуан! Можешь мне помочь?
К тому моменту, когда он вытаскивает меня из-под лопатки, на столе рядом с ленточной пилой уже громоздятся несколько рядов реберного края грудинки. Я уже давно не боюсь пилы. Я даже полюбила работать на ней: мне нравятся скорость, и как ловко все получается, и даже шум, и запах паленой кости, и электрический запах раскаленной пилы. Не дожидаясь указаний, я начинаю отпиливать длинные концы ребер, чтобы в итоге из них получились пятисантиметровые ребрышки.