— Чё, правда минута двадцать пять? — высовывает голову из кухни Эрон. — Ну, мать твою!
Джош с упоением трясет перед ним выставленным кверху большим пальцем. На кухне начинает пищать таймер, и Эрон качает головой:
— Ну, я еще до тебя доберусь. Берегись! Еще никому не удавалось победить Шоколадную Молнию! (Джош и Эрон, сопредседатели комитета по присвоению прозвищ, похоже, пока не пришли к согласию относительно клички последнего.)
Джессика в стеганой оранжевой жилетке и джинсах, с заколотыми на макушке буйными черными кудрями, заглядывает в комнату и, встретившись со мной взглядом, выразительно закатывает глаза.
— Черт-те что, — бормочет она с нежностью.
Мне здесь очень нравится.
Я возвращаюсь к свиной ноге и вскоре втыкаю острие ножа в подушечку большого пальца. Еще не успев почувствовать боли, вынимаю руку из мяса и трясу ею.
— Блин!
— Что, отхватила себе палец, мастерица? — поворачивается ко мне Джош.
— Да так, ерунда.
Порез совсем крошечный, но кровь из него льется уверенной струйкой.
— Ну вот, этого нам только не хватало, — комментирует из зала Джессика, — чтобы не оформленная по всем правилам и незастрахованная ученица в первый же день работы отчекрыжила себе палец.
— Да ерунда это.
— Дай-ка посмотреть. — Джош хватает меня за руку и подносит ее к глазам. — И правда ерунда.
— Я же говорю!
— Пошли.
Он ведет меня на кухню и достает с полки картонную коробку, полную перевязочных средств.
— Сначала хорошенько промой под краном, — советует он, роясь в ее содержимом.
Я мою и тщательно вытираю руки, но кровь упрямо продолжает литься. Джош капает на порез каким-то снадобьем из бутылочки с надписью «Орегановое масло».
— Это что за хрень? — интересуюсь я.
Наверное, Джош действительно умеет создать на рабочем месте непринужденную обстановку, если даже такая приличная девушка, как я, готова употреблять ненормативную лексику в первый же день работы.
— «Неоспорин» отдыхает, — заверяет меня он, заклеивая палец пластырем. — И надень-ка перчатку.
Нечего пачкать своей кровью мое мясо.
* * *
До конца дня я еще успеваю обвалять (то есть отделить от костей) одну лопатку и даже самостоятельно разобрать на отруба полутушу (только, конечно, я вожусь с этим значительно дольше, чем минуту двадцать пять секунд). Все это время я не забываю громко жаловаться, что мне неудобно в перчатке:
— Теперь-то я понимаю, почему мужики так ненавидят презервативы.
Я повторяю это несколько раз: во-первых, потому что это правда (просто удивительно, до чего неуклюжей делает меня тонкий слой латекса); а во-вторых, мне хочется дать понять им всем, что я — одна из них и при мне можно не стесняться. Палец продолжает кровоточить еще очень долго-, я то и дело переклеиваю пластырь, два раза меняю перчатку и почему-то этим горжусь.