Сальков не удержался и высказал свое недовольство тем, что воеводы суздальские, владимирские и ростовские слишком долго на войну собирались. Мол, теперь проку от их ратного рвения все едино не будет.
– Спалили ляхи Москву дотла, – сердито сказал Сальков. – От Белого города пепелище осталось, и в Земляном городе тоже немало домов сгорело. Ополченцы и посадский люд, спасаясь от пожаров, разбрелись по окрестным селам и монастырям. Отряд князя Пожарского дольше всех земских полков сражался с ляхами на Сретенке. Все это время я был рядом с князем Пожарским. – Сальков тяжело вздохнул. – Два дня мы били ляхов почем зря, не единожды загоняли их в Китай-город. На третий день у нас закончился порох, а Гонсевский стянул на Сретенку все свои силы. Ляхи взяли штурмом все наши заграждения. Много наших ратников полегло. Князю Пожарскому пуля из аркебузы угодила в голову, пробив шлем. Кое-как слуги князя Холмского и мои стрельцы вынесли его из пекла боя. Князь Холмский приказал мне доставить Пожарского в Троице-Сергиеву обитель к тамошнему лекарю Ионе, который, по слухам, дюже смыслен во врачевании.
– Так князь Пожарский сейчас находится в этом селе? – Горбатов схватил Салькова за руку. – Слушай, друг, позволь мне взглянуть на него.
– Князь в беспамятстве лежит, поговорить тебе с ним не удастся, – хмуро заметил Сальков. – Меня вот беспокойство изводит, боюсь, не довезу я Пожарского живым до Троице-Сергиева монастыря. А князь Холмский с меня за это шкуру спустит, он ведь родственник Пожарскому.
Горбатов продолжал упрашивать Салькова отвести его в избу, где лежит тяжелораненый князь Пожарский. Сальков уступил, привел Горбатова в соседнюю избу, во дворе которой стоял крытый возок на полозьях, запряженный парой гнедых лошадей. Под навесом у входа в сенник и конюшню сидели на бревне четверо стрельцов в грязных голубых кафтанах. Они грызли сухари, о чем-то негромко переговариваясь. Подле лошадей суетился возница, поивший их колодезной водой из деревянного ведра. Полушубок на вознице был прожжен в нескольких местах, обгорелой была и шапка у него на голове.
Сальков и Горбатов вошли в избу. Пожарский, одетый в чистые белые порты и рубаху, лежал на медвежьей шубе, расстеленной на двух сдвинутых вместе скамьях. Он был укрыт до пояса теплым плащом, подбитым лисьим мехом. Голова его была замотана длинными лоскутами из тонкой белой ткани. Глаза князя были закрыты, на бледно-восковом лице его с заострившимся носом лежала печать тяжкого недуга. Бессильные руки князя лежали поверх плаща.
Горбатов осторожно прошел по скрипучему полу, присел на табурет рядом с раненым. Медленно снял с головы шапку. Сальков остался стоять у порога.