— Гражданин с чемоданом, ваша остановка! — это мне кричит кондукторша.
Нахожу нужную улицу: двухэтажные старые дома, кирпичные и деревянные. Сараи, сарайчики. Огороды. Голубятня на четырёх столбиках; мальчишка свистит и машет пугалом. Длинный коридор на втором этаже облупленного дома. По обе стороны коридора — двери. Стучусь в дверь с номером двадцать два. Открывает высокая женщина в жёлтом халате. Волосы у неё короткие, бросается в глаза, что они редкие. Серые глаза спокойно смотрят на меня.
— Я от Гриши Бубнова. У меня вот письмо к вам.
— Заходите.
Высокая постель с тремя подушками. На комоде слоны, сова. Множество фотографий на стене правей комода. За кисейной занавеской дверь в другую комнату.
— Садитесь, — говорит Шура, прочитав Гришино послание. — Чего ж это его угораздило в Тихвин? Вот шалопут. Я говорила, добром он не кончит. Как он там?
— Жив, здоров. Работает.
— Знаем, как он работает. Баб небось охмуряет. Располагайтесь. Что-нибудь придумаем.
Она уходит в другую комнату, возвращается с чайником. Накрывает на стол.
— Вам подвезло: я дома сегодня. Отгул взяла. Вам надолго угол нужен?
— Пока не устроюсь в общежитии. До сентября, пожалуй.
Она посмотрела на ходики.
— Вечером решим, где и как. Сейчас тепло — жильё для такого молодца не проблема.
Ни пить, ни есть мне не хочется, но прихлёбываю чай. Она и себе наливает. Задумчиво прищуривает глаза, глядя в стену.
— Хороший он мужик, — говорит она, — но хамоват. Мужлан. Думает, как он мужик, так и расстилайся перед ним, ноги ему мой! У меня почище были — инженеры, и я видела обхождение. Вон крайний слева, — указала она на фотографию, — никогда грубого слова не слышала от него. Всегда цветы носил. А дружок твой — скобарь. Нахалюга. Думает, если мужик, дак тут и ходи вокруг него. Тьфу!
Я не пойму, зачем она это говорит. Не знаю, что сказать. Но молчать неудобно.
— Он хороший мужик, — говорю я.
— Ах, не защищай ты его. Я сама знаю, какой он. Но мужлан есть мужлан. И этого никуда не денешь от него. — Она присмотрелась ко мне. — Спать хочешь?
— Да, вроде. Я не спал ночь. Ехал.
Она прошла в другую комнату. Появилась уже в платье и в босоножках.
— Ложись там на раскладушке. Я постелила. А мне надо по делам. Вечером утрясём вопрос. Тебе ничего не надо?
Я не понял.
— Вы о чём?
— Ты куришь? — спросила она.
Я кивнул.
— Есть курево?
Я достал «Беломор», думая, что она хочет закурить.
— Ну, отдыхай тогда. Я вернусь к вечеру. На плите там щи и картошка. Пообедаешь, Захочешь пойти куда, ключ вон на гвоздике висит.
Оставшись один, я посмотрел в окно. Заглянул в другую комнату. Газовая плита, стол, полка с посудой. Раскладушка. Как всё просто и хорошо получилось. Снимаю пиджак, закуриваю. Просто и славно. А я, дурак, хотел клянчить место в общежитии. Раздеваюсь.