— Эх, если б не раненые, мы бы уже к своим вышли, — услышал я за спиной тихий вздох полковника.
Дойдя до танка, я залез на свое место, и привалившись к спинке спокойно уснул.
— Товарищ капитан, пора! — тряс меня за плечо Манков. Я вылез из танка и спустился на землю. Солнце еще не взошло, но видно было все прекрасно. К танку подбежал Молчунов с пачкой галет в руках:
— Вот, товарищ капитан, сухпай дали, немного, правда…
— Все нормально, сержант. Все продовольствие раненым. Так, быстро завтракаем и готовим танк к бою!
Через десять минут подбежал связной, пора!
Тридцатьчетверка, рыча двигателем на высоких оборотах, забиралась на бугор. Впереди шли красноармейцы роты, с которой мы будем прикрывать переправу. Их командир стоял на броне рядом с башней, в шлемофоне заряжающего, показывал, как лучше взобраться на холм.
— Там на холме большая яма. Мои бойцы расширили ее, получился отличный капонир с круговым обзором. У меня там сейчас дозор с пулеметом находится, — кричал капитан. Мы непроизвольно морщились. Ну сколько раз объясняли ему, что кричать в ларингофон не нужно, что мы его и так прекрасно слышим. Все равно, капитан непроизвольно повышал голос, пытаясь, докричатся до нас сквозь рев двигателя. Следуя указаниям выскочившего из небольшого окопчика бойца, мы въехали в окоп. Я огляделся, из капонира торчала только башня.
— Глуши!.. Манков. Проверь сектор обстрела, — скомандовал я. Танк, напоследок рыкнув дизелем, заглох. Наступила тишина, нарушаемая только скрипом, лязгом и матюгами. Рота окапывалась. Сделав круговое вращение башни, Манков доложился:
— Норма, товарищ капитан. Но склоны холма в мертвой зоне.
— Ну, тут мы вас прикроем, ни один немец не подберется, — сказал капитан, слезая с башни, на которую он запрыгнул, когда башня вдруг начала вращаться. Вернув шлемофон башнеру, он спрыгнул на землю, и пошел к своим бойцам придерживая на ходу планшет. Достав бинокль, я уселся на край люка и стал вести наблюдение. От брода, на котором уже показались разведчики на полуторке, проселочная дорога, огибая холм, пробегала мимо небольшой рощи, пересекала поле, засеянное рожью, и уходила прямо в лес, видневшегося в полутора километрах от нас. Я, опустив бинокль, огляделся. Полуторка пропылила мимо нас и скрылась за рощей.
— Манков, возьми бинокль и веди наблюдение, — и, согнав с места радиста, я сел за рацию. Крутя настройки, я пытался что-нибудь услышать и вдруг что-то уловил:
— ..едка прошла на хол…, — и снова помехи. Говорили на немецком. Я немецкий не знал, но его прекрасно знал Швед. Крутя настойку, дальше я снова уловил голоса немцев: