– Очень боюсь, что не буду.
– Как знаешь, Вадим, как знаешь… Только жесткий ты человек какой-то. Ты решений своих не меняешь и как сказал, так и сделаешь. – заметил, погодя, Михаил Алексеевич.
– Что ж,… может, что и жесткий. Только знаете что? Я, пожалуй, последний из жестких-то людей и есть.
– Как так? – удивился отец.
– Да не будет дальше жестких людей, а… а мягкие люди будут. И раньше жестких почти не было, а теперь вообще, все люди сплошь мягкие будут. Дальше не будет людей жестких.
– Странно. Всегда люди были жесткие и будут. И немало их. – Возражение Михаила Алексеевича было понятным – он не вполне понимал про жестоких и мягких людей, что говорит его сын, а потому пытался узнать поподробнее что же у него на уме.
– Нет. Не было их много, а дальше вообще не будет. Я последний жесткий человек, может быть, на всем белом свете. – Твердо сказал Вадим.
– Да какие это люди такие? Жесткие, мягкие, в чем разница-то?
– Ну это как будто внутри жесткие. У которых жесткость в крови. Может это как-то физиологически связано? Я не знаю, но жестким и на свете жить жестко. Они многого редко добиваются, однако оставляют хорошее впечатление, и все как бы их любят, но никогда не принимают близко, как иных. Если же чего жесткий человек поставил достичь, он непременно все будет делать для того, чтобы цели своей добиться и переубедить его очень сложно, практически невозможно, все зависит от цели, которую он решит поставить себе. Многим он пожертвует, чтобы только прийти к ней. Один жесткий человек почти сто лет назад до Москвы дошел, не считаясь ни с тысячами убитых и раненных, ни с советами ближайших ему людей. Он компромиссов с совестью своей не делал – вот еще одна характерная черта всех жестких. Потому и жить им нелегко. Большинство же людей – мягкие, у них, вероятно, этой жесткости в крови и нет, и они, безусловно, большая часть человечества. Среди них и министры есть, и короли… Но что может сделать один жесткий и тысяча, и сто тысяч мягких не сделают. Вот в том-то и суть всех их различий на всех уровнях. Поэтому и чувствуют себя жесткие одиноко, потому как не только с мягкими людьми ничего общего не имеют, но и с такими же как они. Потому что каждый жесткий человек – это как произведение природы, Бога, если хотите. Они уникальны, а потому одиноки, и, можно сказать, единичны. Среди великих мира сего, кого мы считаем великими, почти мягких-то и нет. Они не злые, они целеустремленные и в этом их беда. Мягкий человек скажет себе, мол, ладно, прогнусь-ка немного перед этим, может статься и должностюшку-то его потом и получу. Если думает так человек, то он, безусловно, мягкий. Жесткий же может и убьет начальника, но «прогнуться» себе никогда не скажет. И не потому что у него принципы какие есть, а просто он решил так и все, так природа его устроена. Чтобы жестким быть сила нужна и немалая, вот потому-то их, может, и не будет дальше. Что-то силы-то сейчас ни у кого нет, как…, – Вадим смутился, – как в Конце времен, когда упала звезда-то та самая и отравила все реки и озера. И неоткуда черпать людям силы. Может, и прав был Фердыщенко, когда говорил, что железные дороги человека расслабят. Я даже больше сказать могу, не железные дороги, а сам человек себя расслабит, а расслабив, сильного человека никогда не получит, но, может, так ему и хочется?