Впрочем, Анна Константиновна вовсе не собиралась злоупотреблять ее добротой. Позвонить-то, конечно, можно, ответила она Маргарите Петровне, поневоле из-за небольшого роста глядя на нее снизу вверх, да откуда звонить? Из автомата не наговоришься, а в новой квартире, куда Анну Константиновну переселили с Сивцева Вражка, телефона нет и пока не предвидится. Что же до того, чтобы в гости прийти, то она со всей своей прямодушной честностью этого сразу не пообещала, однако само приглашение тронуло ее необычайно.
Маргарита Петровна, спохватившись, что не сдала в набор статью, которую давно пора было сдать, окончательно с ней простилась, и Анна Константиновна, размягченная событиями дня, стараясь сохранить в себе подольше, не расплескать сладостное чувство охватившей ее светлой печали, какая случалась с ней обычно от музыки – Шопена, например, – или красоты увядающего осеннего леса, уложила чеканку вместе с конфетами «Ассорти» в сумку-авоську, вышла из комнаты, где осталась одна, неся перед собой обернутые в целлофан тюльпаны, и, ни души не встретив на своем пути, спустилась в вестибюль, чтобы навсегда покинуть дом, куда ежедневно много лет являлась томиться над скучными, ничего не говорящими ее уму и сердцу экономическими текстами, расставлять в них по местам знаки препинания и поправлять ошибки авторов, машинисток и наборщиков.
Она давно готовила себя к этому дню, сознавая, что вместе с ним вступит в новый этап жизни. Последний. Как там ни рассуждай о свободе и обретенной возможности жить как хочется – радости мало. Она утешала себя тем, что никого, кому суждено дожить, чаша сия не минует. В свой неизбежный срок. Сегодня ее срок, а завтра еще чей-то, и так всегда. Зато уж теперь-то она ни одной выставки не пропустит, куда захочет поедет, и книги можно будет по целым дням читать...
И в городском транспорте не придется в часы пик толкаться – привела она еще один довод в пользу нового своего положения, влезая с передней площадки в автобус и прижимаясь животом и грудью к кабине водителя, чтобы уберечь от толпы свои драгоценные и хрупкие тюльпаны...
Последние два года, с тех пор как ее дом на Сивцевом Вражке сломали, а на его месте в ударные сроки построили новый, из розового кирпича, с широченными зеркальными окнами и лоджиями, и Анну Константиновну переселили в Нагатино, приходилось ездить на службу тремя видами транспорта: автобусом, метро и трамваем, да еще часто с тяжелой сумкой. А сесть ей почти никогда не удавалось, не умела она расталкивать других, чтобы поскорей занять место, уступать ей тоже почти никогда не уступали. И так-то мало охотников вместо кого-то другого стоять, а уж вместо нее стоять вовсе желающих не находилось, пусть она хоть с ног падала... Молодой, что ли, чересчур казалась?..