Майя сняла с головы подушку.
– У нас в школе директор, – весело сказала одна из женщин, – про таких говорит: «Озверевший от своей профнепригодности учитель». Кричит, хоть уши затыкай, злится, все дети у него трудные, неспособные, ему бы лучше, чтоб их совсем не было. Как вот Ларисе... Их же раньше не просто «сестрами» – «сестрами милосердия» называли. Ну какое у нее милосердие? Тоже – лучше б нас никого не было. Зарплата бы шла, а нас – нет.
– Уколы она хорошо делает, – видимо, справедливости ради вступилась за сестру другая.
– Уколам легко научить. Воспитать труднее.
Голос у женщины был молодой, а то, что директор их школы (значит, она учительница?) говорит о «профнепригодности», Майе определенно понравилось. Даже немножко насмешило, хотя ей было совсем не до смеха. Точно. У них в школе химичка была – это про нее. Химию она, может, и знала, но проку от этого чуть. С самыми паиньками-отличниками умудрялась вести вечную войну. Злючка. Улыбаться – пришли ребята к выводу – отроду не умела, ее бы целый театр комедии не рассмешил.
Соседки собрались и ушли завтракать в столовую, а. Майе вскоре поставили на тумбочку тарелку с манной кашей. В кружку налили жидкого чая, сказали, что сахар выдадут в обед, такой порядок, а пока пусть возьмет взаймы. Майя в ответ повела плечом: с какой стати она должна что-то у кого-то клянчить взаймы? Ничего не сказала, повернулась опять спиной ко всему белому свету, чтоб не приставали к ней.
Первую двойку, по теормеханике, Майя получила из-за любви.
Перед самой сессией влюбилась в Игоря Семенова, с четвертого курса. Оказалась среди зрителей на соревнованиях по волейболу между «радистами» (Игорь был их, то есть «нашим», капитаном) и «экономистами». Подачи у него были зверские, в прыжке он изгибал торс мощно и плавно («как дельфин», – восхищенно определила Майя), когда же гасил мяч, то очко команде было обеспечено. «Экономисты», как ни сопротивлялись, продулись. Майя об Игоре расспросила: перворазрядник по волейболу и плаванию, отличник, член штаба студенческого стройотряда, иногда выступает в институтской самодеятельности, читает стихи. Эти сведения почему-то еще больше усилили Майины чувства, словно могло иметь значение – первый или второй (или никакой) у него спортивный разряд, рядовой он стройотряда или член штаба... Женька Панфилова, когда Майя поделилась с ней своим увлечением и полученной информацией, резюмировала: всесторонне, гармонично развитая личность. Надо думать, еще по-английски шпарит не хуже журналиста-международника – спецшколу окончил, и отец у него посол в малоразвитой африканской стране... Больше на эту тему Майя с ехидной Женей разговоров не вела. Страдала в одиночку: как ни исхитрялась попасть Игорю на глаза, он явно не отличал ее от других в студенческом водовороте.