Родственники все же в Тамаре Георгиевне пришли: оба, дочь и муж. А с ними женщина – крупная, высокая, с копной седеющих, непослушно вьющихся волос и прокуренным голосом.
Оказалось, подруга Тамары Георгиевны. Представилась:
– Ксения Владимировна. Дружим со школьных времен, по десяти лет было, когда оказались за одной партой.
С мужем обращается довольно бесцеремонно:
– И ты, Женька, не мудри с другой больницей. Чем здесь плохо? Всего четыре человека. А врачи всюду одинаковые, никогда не угадаешь, где больше повезет... О ГДР забудь, какая еще ГДР теперь? Уйми гордыню... Пока Томка в больнице, как-нибудь перебьемся, а дома нужно найти человека.
– Где его найдешь, человека? – слабо отбивает Галя напор материной подруги. – Вам, тетя Ксана, легко говорить.
– А вы с отцом денег не жалейте, тогда найдете.
– Кто жалеет? – обижается Галя.
– Знаю я вас!
Больная выражает протест, подруга его не принимает.
– Твой Евгений Степанович, – говорит так, будто Евгения Степановича здесь нет и вообще начихала она, слышит он или не слышит, – копеечку-то бережет... Окна помыть из «Зари» никогда не вызовет, ты всегда моешь!..
– При чем тут я? – гневается Евгений Степанович. – Она сама никогда не хотела. Не так ей «Заря» помоет.
– Так знала же, что тебе деньги нужны то на машину, то на чехлы на машину, то на гараж, то на еще что-то. Видно, у них такой сложившийся стиль отношений – подруге разрешено говорить все, что она о них думает, и приходится терпеть: часто ли подруги детства до седых волос рядом? Их, как отца с матерью, уже не выбирают. И шестое чувство срабатывает: ничего важней в таком положении нет, чем бескорыстная дружба, пусть она, дружба, и говорит прокуренным басом неприятные (и несправедливые!) вещи.
– Я спирт достала. Во-первых, для гигиены, во-вторых, чтобы не было пролежней. – Вынимается стограммовая бутылочка. – Слышишь, Галя? Каждый день матери кожу протирай. Для волос купи специальную жидкость, «Биокрин» называется... Ладно, сама куплю, принесу, а ты ватку смочи, сквозь зубья расчески, вот так (показывает) пропусти... – Объясняет ближайшей соседке, Алевтине Васильевне: – У меня с отцом была такая же история, я все это проходила. Между прочим, поставила на ноги. Хотя целый год не работала, все накопления спустили.
– Я же не могу не работать. Или ты считаешь – могу? – Евгений Степанович скашивает в ее сторону глаза.
Она прочно сидит в изножье кровати, чувствует себя совершенно непосредственно.
– Не можешь, правильно. А создать условия обязан. Не рассчитывая на государство.
Муж обреченно вздыхает. Она же пошумит, она же первая выручит, ее и звать на помощь не надо, сама прибежит.