Вспомнилась встреча нынешнего Нового года. Почти всей группой собрались у Наташки Курочкиной. Все нарядные, красивые. Кто некрасивый, тоже в эту ночь казался лучше самого себя. Произносили тосты, желали друг другу счастья и всяких прочих радостей. Вскоре после полуночи погасили люстру, остались гореть разноцветные лампочки на елке, танцевали в пестром полумраке, веселились как сумасшедшие, все стали вдруг остряками, все были друг в друга влюблены, если не всерьез, так хотя бы на эту ночь. И никакого хамства, никакой пошлости. Только возвращение Курочкиных-родителей заставило компанию в шесть утра разойтись. Коля Зеленский увязался, как всегда, за Майей, чтобы доставить ее невредимой до дома, по дороге говорил разные намекающие на его чувства слова, но Майя слушать их не хотела, лепила и бросала в него снежки, раскатывалась по наледям на тротуарах, болтала что на ум придет.
Год обещал быть замечательным, несмотря на поджидающую за порогом сессию.
Кто бы мог предугадать, что не пройдет двух месяцев, как она окажется в этой больнице и уже не студенткой? И нет ей места в веселой компании вчерашних однокурсников.
Еще говорят – как встретишь Новый год, так он и пройдет!..
Прежде отчего-то не связывалось отчисление из института с тем, что и от ребят, с которыми успела сдружиться, она отрезанный ломоть. Без нее теперь будут их вечеринки». Сознание этого оказалось совершенно непереносимым. Майя почти засыпала под мелькание перед глазами радужных картинок из недавнего безмятежного прошлого – и сразу как и не было сна!..
Что же она натворила!..
Варвара Фоминична заканчивала одевание. Убрала давно не стриженные, разлохматившиеся волосы под вязаную шапочку, затянула застежки на замшевых «алясках», надела шубу. Теперь можно поверить, что она технолог цеха, ответственная женщина, не то что когда ходила в халате и толстых носках на босу ногу.
Ни на кого не смотрит, никто ей сейчас не нужен.
Заглянула в дверь Лариса, поторопила:
– Машина пришла.
– Иду.
– Ни пуха ни пера! – пожелала Алевтина Васильевна. Варвара Фоминична буркнула в ответ:
– К черту! – не решилась, видно, искушать судьбу.
Василь Васильевич отпросился сегодня с работы, приехал в больницу с утра пораньше. Хотел, чтобы и его взяли на консультацию, поддержать жену в случае чего. Анна Давыдовна, как и следовало ожидать, и слушать не стала:
– Не понимаю, о чем вы говорите.
Ему не оставалось ничего другого, как проводить жену с врачихой до санитарной «перевозки». Постоял, посмотрел вслед. Юркая машина, подвывая сиреной (излишество, которое позволяют себе ради шика водители «скорых», когда нужды в спешке нет), помчалась по московским улицам за его судьбой.