Когда же исчерпала слова, села на стул и заплакала. Мать плакала редко, но всегда горько и безутешно, как плачут дети. И вынести это было совершенно невозможно. Не было для Майи худшего наказания. Темные, с голубоватыми, блестящими белками глаза матери от природы с грустинкой, а когда плачет, то в них мировая скорбь.
В палате наступила гнетущая тишина.
Красные гвоздики валялись, забытые, на кровати поверх одеяла. Рядом с хозяйственной сумкой, в которой мать принесла белье и платье для Майи.
– Одевайся. – Она, не глядя, пододвинула сумку. Соленая, горькая (не только в буквальном смысле) влага в глазах иссякла, не находя ресурсов в Майином молчании. Если бы дочь спорила, оправдывалась, огрызалась.
Майя послушно потянулась за своими вещами.
– Вы знаете, – сказала Алевтина Васильевна, – когда мне было девятнадцать лет, как сейчас Майе, я тоже бросила институт.
Мать недоверчиво и без интереса повернула к ней голову: какое – для кого бы то ни было – может иметь значение, что было с Алевтиной Васильевной, когда ей было девятнадцать лет?.. Впрочем, и Майя не нашла в этом признании для себя смысла.
Алевтина Васильевна с утра накрутила волосы на бигуди, не хватало антенн, чтобы походить на какую-нибудь фантастическую марсианку. С час, не меньше, плескалась сегодня под душем. Под халат надела белую блузку, выпустила кокетливый воротничок – помолодела и похорошела. А уж когда снимет бигуди и наведет окончательный марафет!.. И верно, для неведомого Владимира Андреевича старается.
До прихода матери Майя думала об этом с теми хорошими чувствами, какие естественны по отношению к человеку, которому желаешь всяческого добра. Сейчас в достойное чувство предательски закрадывалось против всего раздражение, против стараний Алевтины Васильевны тоже. Смешными они казались. Приструнила себя: не будь злючкой.
Она молча натягивала колготки.
– Много ли мы в семнадцать лет понимаем? – продолжала Алевтина Васильевна увещевать мать, словно не замечая, что ее не желают слушать. – Именно тогда, когда надо выбирать? И на романтику тянет? Я тоже не избежала этого увлечения – поступила в авиационный. Думала, сразу в небо полечу, буду как Раскова, Гризодубова, Осипенко!
Мать шмыгнула носом, достала платок, высморкалась. На Алевтину Васильевну ноль внимания, однако уши не заткнешь.
– А там? – Алевтина Васильевна вспоминала о неудавшейся вехе в своей биографии с неуместной жизнерадостностью. Майя – опять несправедливо – сочла ее фальшивой. Не желала сопоставлений и параллелей. – ...А там – сопротивление материалов, детали машин, начертательная геометрия (в этом месте Майя слегка оттаяла: вот кто ее поймет!)... Не справилась... – И вздохнула.