– Тоже ленились, – высказала твердое мнение мать.
– Ленилась, – призна а Алевтина Васильевна. – Ленилась, потому что не лежала у меня ко всему этому душа. Разве что к математике и физике. Я убеждена – и педагогический опыт абсолютно подтверждает, – что ничему по-настоящему нельзя научить человека, если учиться ему скучно.
– Оркестры им на лекции приглашай? – Мать была полна сарказма. – Скучно не скучно, слушать смешно. Жизнь у них чересчур хорошая, хлебнули бы с наше...
– Между прочим, – произнесла свои первые слова Майя, – ты не пошла учиться не почему-нибудь, а потому, что приодеться тебе не терпелось, побоялась студенческой бедности, забыла?
– Ничего я не забыла! Не лови меня на слове. Я на шее у людей не могла сидеть. Разница?.. Погляди на себя: какие брюки, какие сапоги? Семьдесят рублей, если не ошибаюсь? А свитер? Шестьдесят. Стипендии два семестра не получала...
– Ну и нечего было покупать, чтобы потом с попреками...
– Я не попрекаю. Объясняю. Никогда вы не поймете, каково это, когда нечего надеть, кроме дырявых скороходовских ботинок и платья из искусственного маркизета, через которое все насквозь просвечивает, потому что комбинации нет, последняя расползлась от бесконечных стирок. А зимой лишний раз на улицу стараешься не выходить, до мозга костей в драном пальто прохватывает. А вам ведь только с заграничными этикетками подавай!..
– Да, особенно шуба моя с заграничной этикеткой, – буркнула обиженно Майя. – И еще многое другое. Зачем ты мне это говоришь?
Мать немного устыдилась:
– Ладно, ладно.
– Любишь ты вспоминать.
– Тебе, конечно, вспоминать такого не придется.
– И дай им Бог, – отозвалась Варвара Фоминична.
– Я им тоже плохого не хочу.
Обстановка немного разрядилась, мать полюбопытствовала у Алевтины Васильевны:
– Вас что же, тоже исключили?
– Какая разница? Сама ушла, а два года все равно потеряла. Меня после третьего курса послали пионервожатой в лагерь. Вернулась осенью домой, объявила: меняю авиацию на педагогику. На второй курс педагогического приняли.
– То-то родители были счастливы!
– Не плясали. Чего не было, того не было. Но обошлось без драм, честное слово.
Этот камушек – в огород матери, она немедленно отреагировала:
– Так вы из одного института сразу в другой. Случайно, видите ли, отыскали свое призвание. А она? – пренебрежительный кивок в сторону родной дочери.
– И она отыщет.
Мать не нашла нужным отвечать.
Тамара Георгиевна в своем углу слушала и страдала за Майю. Старалась показать, что сочувствует, не осуждает и уверена, что Майя не пропадет и все образуется.