Ты — мое дыхание (Смолякова) - страница 54

— Не надо, — мягко перебила Поля и, помедлив, прикоснулась к его волосам. — Я все равно вряд ли бы позвонила. Спасибо тебе за эту ночь. Ты даже не представляешь, какое спасибо… Мне пора.

«Вольво» стояла в переулке шагах в двадцати от них. Поля обхватила руками озябшие голые плечи и быстро пошла к машине. В спину ей ударилось: «Я все равно буду ждать» — и это был голос не мальчика, а сильного, уверенного мужчины…

До дома она добралась довольно быстро: на серых утренних улицах было совсем еще мало машин. Суханов не спал, и желтый свет в окне тусклым пятном выделялся на белесой громаде дома. Поля вдруг поняла, что ей абсолютно все равно, что скажет он, что ответит она. Вообще безразлично, что сейчас будет…

Дверь она открыла своим ключом. Борис неслышно возник на пороге. Под глазами его лежали серые тени.

— Ты не хочешь мне ничего сказать? — спросил он глухо и хрипло.

— Нет, — Поля покачала головой.

— Тогда я хочу спросить у тебя…

— Нет, подожди, — она подняла свои огромные, прозрачно-зеленые глаза к его лицу, — я тоже хочу у тебя спросить… Ты ведь писал песни, замечательные песни. Никто больше не писал таких… Почему ты больше не сочиняешь музыку? И гитару в руки берешь совсем редко… Я ведь даже не помню, когда это было в последний раз… Не помню, понимаешь, не помню! Только деньги-работа, деньги-работа…

Борис молча повернулся и ушел в комнату.

* * *

Телефон в приемной заливался резкими и требовательными трелями. Может, всего несколько секунд, а может, минуту? Во всяком случае, Борис очнулся только сейчас. Поморщившись, отвел ладонь от лица и поднялся из-за стола. Кроме него, ответить было некому: секретарша Рита уже давно ушла домой, да и вообще в офисе «Омеги» оставались только он сам, охранник, сейчас, наверное, удобно устраивающийся в своем уголке с книжкой и бутербродом, да еще Игорь Селиверстов. А телефон все трезвонил, настойчиво и неутомимо. Он наконец снял трубку, выслушал, коротко и сухо ответил «нет», снова опустил ее на рычаг. И тут же в дверях возник Игорь. Постоял секунду, видимо, раздумывая: уместно или неуместно это будет, а потом все-таки спросил:

— Кто звонил?

— Спрашивали, не склад ли это польской мебели…

— А ты что ответил?

Борис усмехнулся. Но усмешка вышла неудачной, кривой и какой-то неестественной. А вообще, по правилам игры, начатой еще в студенческие годы, в ответ на намеренно идиотский вопрос следовало просто выразительно поднять брови и выдержать эффектную паузу. Комические импровизации они исполняли в паре с Олегом Сергеевым, но Игореха Селиверстов тоже мог иногда подыграть весьма и весьма успешно… Сегодня сыграть у Бориса не получилось. И вообще у него весь день все валилось из рук, стоило вспомнить серое утро за окном, Полино лицо, бледное, как побеленная стена, глаза ее, огромные, отчаянные, и это: «Почему ты не пишешь больше своих песен?»… Господи, какие песни? При чем здесь песни?.. Он взъерошил пальцами волосы и тяжело опустился в коричневое кожаное кресло.