Поднялся, покачиваясь, толстый лысый человек, гулко несколько раз хлопнул в ладоши, требуя внимания.
— Господа, слушайте!.. Слушайте, господа!..
Очевидно, его знали. Все зашикали друг на друга. Наконец наступила относительная тишина.
— Господа! Сидящие здесь — французы. Мы поклялись жизнью отстоять Алжир — это наша родина, наша земля. Так почему мы должны связывать свою судьбу с судьбой метрополии? Пусть там хоть потоп, а мы имеем право быть самостоятельной страной! Существует же Южно-Африканская республика. Её создали европейцы. Они приехали из Англии, мы — из Франции, они обосновались на юге Африки, мы — на севере. Иной разницы между нами нет.
Слушатели задвигались. Среди общего невнятного гомона трудно было разобрать, какое впечатление произвела на них эта «патриотическая» речь. Толстяк снова захлопал в ладоши.
— Господа, послушайте!.. Господа, я ещё не кончил!.. У меня есть предложение. Нечего ждать, пока парашютисты захватят Париж. Надо завтра же провозгласить Алжир самостоятельным государством! Прекратить всякие сношения с Францией и создать своё правительство!
Послышались одобрительные выкрики, аплодисменты.
Из-за столика, возле широкого зеркального окна, поднялась сухая костистая фигура Беркена.
— Люди, граждане! Меня теперь послушайте!
Его резкий окрик покрыл ресторанный гам. Беркена знали многие. Одни называли его «старым моряком», другие — «старым пиратом». В прозвищах был свой смысл. Беркен действительно большую часть своей жизни провёл в морс. Правда, пиратом он не был, просто промышлял контрабандой. Всего каких-то семь-восемь лет назад он, в компании нескольких таких же, как и сам, отчаянных удальцов, выходил в море на «рыбную ловлю». Однако ни для кого не было секретом, какая именно «рыба» интересует его. Беркен встречал проходившие корабли и по дешёвке скупал заморские товары. Особенно он предпочитал наркотики — опиум, гашиш. Это был прибыльный товар, и Беркен быстро сколотил состояние. Внешне это почти не сказалось на его образе жизни. Но в последнее время он ударился в благотворительность: построил церковь, организовал фонд помощи семьям фронтовиков, погибших во вторую мировую войну.
Беркен был колонизатором до мозга костей. Алжир он считал неотъемлемой собственностью, коренных алжирцев презрительно именовал крысами. Среди колонистов, стремившихся к господству, он пользовался непререкаемым авторитетом. Слова толстяка, видимо, задели Беркена за живое. Его морщинистое лицо было сурово, сухой указательный палец протянулся вперёд.
— Ты сказал, порвать с Францией? Но ты не спросил, захочет ли Франция порвать с нами! Что ты запоёшь, если завтра нам на голову посыпятся французские бомбы? Самостоя-я-тельность!.. Нет, мои дорогие господа, у разворошённого улья спать не ложатся! Пока знамя свободы не взовьётся на вершине Эйфелевой башни, мы не станем играть в пустые слова!