Чего может не случиться, если она не сумеет вырваться из этой сутолоки на дороге и подготовиться к его возвращению домой в конце недели. Карета выбралась из зловония, в котором когда-то жила Харриет, и, похоже, остановилась. Постукивая туфелькой, Харриет ждала. Проведя день в сырости, она хотела вернуться домой, вымыться и сменить одежду. Играя прядью непослушных рыжих волос, она закрыла глаза и начала считать до тысячи. На счете триста тридцать она открыла окно и высунулась попросить кучера или одного из лакеев разведать причину задержки.
Но кучер не отвечал. Он явно дремал — подбородок уперся в грудь, руки сложены на животе. От него никакой пользы.
Харриет раздраженно вздохнула, глядя на бредущих овец. Пастуха поблизости не видно.
И что случилось с лакеями?
А, вот они, стоят столбом у витрины магазина серебряных дел мастера. Несколько пешеходов и уличных торговцев протискиваются между ними посмотреть, что за суматоха на углу.
Наверное, произошел несчастный случай. Какая-нибудь двуколка налетела на повозку с углем. Или извозчик отказывается тронуться с места, пока пассажир не заплатит.
Харриет приказала бы лакеям вернуться на место, но сомневалась в том, что они услышат ее сквозь блеяние, смех, крик…
Крик.
Она снова высунулась в окно и вытянула шею, чтобы посмотреть поверх толпы.
У крика был знакомый тон.
Он звучал как… Нет, это невозможно.
Этого не может быть.
Он звучал точно так же, как ее собственный голос до интенсивных уроков риторики Эммы Боскасл. Он звучал так, словно это та, прежняя Харриет устроила суматоху на углу.
Она открыла дверцу и спустилась без помощи лакеев, обычно придерживающих ступеньки.
— Эй, мадам. Смотрите, куда ноги ставите.
— Можно не толкаться, миссис?
— В очередь, леди. Вставайте, как и мы, простые люди.
— Простые люди, — пробормотала Харриет себе под нос, крепко двинув мужчину локтем под ребра. — Подвинь свою тушу.
Обернувшись, мужчина уставился на нее, слишком изумленный, чтобы протестовать. Воспользовавшись его удивлением, Харриет прошмыгнула вперед и пробиралась сквозь толпу. Сначала Харриет оплакивала свое позорное воспитание. Но со временем поняла, что инстинкты трущоб герцогине скорее помогают, чем мешают.
— Что за шум на углу? — спросила она цветочницу в красной шали с кистями.
Продавщица оглядела ее:
— Я вас знаю.
— Нет. Не знаешь.
— Да. Правильно. У вас есть пара пенсов?
Харриет вытащила несколько шпилек с жемчужными головками, и волосы тут же рассыпались во все стороны. Ее кудри всегда были проблемой. Даже Шарлотта, которая редко говорила недобрые слова, сравнивала волосы Харриет со змеями на голове горгоны Медузы.