Что же касается повести «Красавец Серж», то для ее реконструкции у нас есть довольно большие возможности, если иметь в виду не только сохранившиеся планы и разработки (к сожалению, то, что Кузмин, как зафиксировано в дневнике, начал писать, на настоящий момент нам неизвестно), но и совокупность прочих фактов.
Прежде всего напомним часть фразы из уже цитировавшегося письма к Нувелю: «...хоть приниматься за «Красавца Сержа» по дневнику Валентина — так впору». О чем идет речь, можно понять, обратившись к дневнику Кузмина несколько более раннего времени. Напомним (часть далее цитируемых записей уже приводилась в нашей книге), что 27 февраля Кузмин познакомился со странным гостем: «Днем неожиданно явился какой-то тип в берете, зеленой бархатной рубахе под пиджаком без жилета, с ярко-рыжими кудрями, очевидно, крашеный. Оказывается, натурщик Валентин, где-то читавший «Крылья», разузнавший мой адрес и явившийся, неведомо зачем, как к «русскому Уайльду». Большей пошлости и аффектации всего разговора и манер я не видывал. Он предлагал мне свои записки как матерьял. М<ожет> б<ыть>, это и интересно. Но он так сюсюкал, падал в обморок, хвастался минут 40, обещая еще зайти, что привел меня в самый черный ужас. Вот тип. Оказывается, знает и про «Балаганчик» и про Сережу, которого он считал братом и т. п.»
На следующий день, после первого чтения, Кузмин записывает: «Дневник Валентина — что-то невероятное, манерность, вроде мечты о жизни бульварного романа, слог — все необыкновенно комично, но есть неожиданные разоблачения и сплетни». На протяжении нескольких дней дневник этот стал его постоянным чтением. 1 марта: «Читаю дневник Валентина: это забавно». 2 марта та же запись повторяется. 5 марта дневник читается прилюдно. «После обеда, только что я хотел отправиться к тете, как пришел <С.В.>Троцкий, уже в четвертый раз, манеры совершенной тетки. Когда я играл «Куранты», приехала сначала тетя, потом Сапунов. Телефонирую Людмиле <Л.Н.Вилькиной>, что не могу быть, конечно, страшная обида. Болтали, читал «Картонный домик», отрывки дневника Валентина». 13 мая он читает дневник Валентина Вяч. Иванову. Видимо, претензии автора дневника на художественность делали его текст в кругу Кузмина и друзей комическим, а оттого некоторые слова и ситуации стали нарицательными при описании любовных похождений. Так, 10 марта Кузмин записывает: «Вчера Нувель видел Птичку, который сообщил ему про пассажного студента, что хотя он женат на богатой, но, как выражается Валентин, «из плеяды», и потом у него бывают грамотные юнкера, моряки, гимназисты»