Каждый день в редакции задавали Поливанову один и тот же вопрос:
— Ну, как? Подвигается? Не надо ли помочь?
И однажды Митя ответил:
— Олифы нет.
Подготовка стен под масляную краску — работа кропотливая. Поливанову вызвались помогать еще двое. Один — Коля — был свой парень, из отдела иллюстраций, как и Митя, — фотограф: коренастый, круглолицый, веселый. В прошлом электротехник, он тотчас же пообещал сделать своими руками всю проводку.
Другой — его звали Борис — был из иностранного отдела, щеголеватый, подтянутый. Он свободно говорил на трех европейских языках и обладал умом злым и язвительным. Когда он выступал на летучках, все в страхе ждали, каким злым и остроумным словом он припечатает их сегодня, как отзовется о передовой, фельетоне, очерке. Он не давал спуска никому и гордился этим. Но сегодня он был косноязычен.
— Нас как бы мобилизовали, — говорил он, — ну, субботник и субботник. И вообще, методы народной стройки в наше время поощряются.
Отправить их назад было невозможно — да и к чему? Они принесли с собой олифу и масляную краску. Краска для одной комнаты была веселая, голубая, а для другой — та, что осталась от редакционных коридоров: немыслимая, черно-зеленая.
— Ничего, — сказал неунывающий Петр Петрович, — подбавим белил. Жаль, нет трафарета, мы по этому фону еще цветочки пустили бы.
— Обойдемся без трафарета, — с некоторым испугом сказал Поливанов.
Стены в комнатах отделывали шесть дней. И устали порядком. Когда все было кончено, Петр Петрович сказал:
— Раз, да горазд! — и поставил бутылку на расстеленную по полу газету.
Они сели вокруг, как турки поджав под себя ноги, очень усталые, но бодрые и веселые. Они пили и пели.
— «Тео-омная ночь»! — выводил Петр Петрович, а Володя, не желая слушать, тянул свое:
— «На окошке, на девичьем, все горел огонео-ок»!
Журналисты — все трое — склонялись к песне Петра Петровича и подхватывали каждый на свой лад:
— «…У детской кроватки не спишь»!
— Эх, — сказал Поливанов, — вот бы мою Сашу сюда — она на гитаре так славно играет.
— Даа, под гитару оно задушевней, — сказал Петр Петрович.
— А сколько… сколько, например, лет вашей старшей дочери, Дмитрий Александрович? — осторожно спросил Володя.
— Восемь — девятый. Во второй класс проводили! — откусывая соленый огурец, сказал Поливанов.
— Ах, вот оно почему Володька старался, рук не покладал! — воскликнул Петр Петрович. — Породниться охота? Что ж, я не против. Он хоть и интеллигентный, а дело знает не хуже нашего. Не только башка, но и руки при нем. А ты, Дмитрий Александрович, не брезгуй: парень такой, будьте уверены, в люди выйдет — не курящий и непьющий.