Ощущение боли становилось все явственнее. Она затопила его сознание, вытесняя беспамятство. Джон приходил в себя, и на фоне пролитого вокруг огня его память вдруг начала рисовать обрывки воспоминаний…
Потом, спустя неопределенный отрезок безвременья, кровавый туман поредел. Веки Джона дрогнули, и он открыл глаза.
В зрачки ударил ослепительный свет.
Он инстинктивно зажмурился, породив этим простым движением новую жгучую волну боли, и в то же время он вдруг понял, что наконец начал ощущать собственное тело.
«Что это?.. — мучительно подумал Джон. — Я выжил или нет?»
Он не знал, является ли его возвращение в реальность добрым признаком… или же это всего лишь последний проблеск сознания, прощальный взгляд на чуждый мир, подаренный ему прихотями агонии?
«Микропроцессор… — пришла паническая догадка. — Неужели это он перехватил управление?!»
Джон весь напрягся, по крайней мере мысленно, насколько ему позволило разорванное сознание, но не ощутил тех характерных признаков, какие обычно возникали, когда им управляла микромашина. Компьютерное зрение не работало, инфракрасное видение тоже. Перед плотно сомкнутыми веками плавал лишь кровавый туман боли…
По всем известным ему законам он должен был уже сотню раз умереть.
Пережить попадание плазмы, пусть даже рассеянное и неточное, мог только его эндоостов, управляемый микропроцессором…
Мысль о том, что сейчас на земле лежит всего лишь его скелет из почерневшего титано-керамлитового сплава, а мысли Джона Митчела — это лишь последний отзвук погибшего мозга, отраженный в десятке байтов оперативной памяти процессора, оказалась настолько страшна, что он вновь открыл глаза, несмотря на адскую боль…
…Он лежал на спине, уставившись поблекшим взглядом в густую листву красного дерева, сквозь прорехи которой пробивались косые столбы яркого дневного света. Его лихорадило, и тело сотрясала крупная, бесконтрольная дрожь.
Дерево?..
Он отчетливо помнил, как упал у подножия древнего рейдера, где не было никаких деревьев!..
Джон попытался пошевелиться, решив вытерпеть любую боль, но сознание внезапно вновь стало меркнуть, словно желая предохранить его от этого преждевременного усилия, и он опять провалился в черную бездну.
…Следующее пробуждение оказалось более продолжительным и менее болезненным. Лихорадка отступила, но тупая боль осталась. Открыв глаза, Джон вновь увидел ту же картину: развесистая крона исполинского дерева оставалась на месте, но яркие столбы света исчезли, прорехи листвы рдели пурпуром заката, и он понял, что наступил вечер…
Внезапно сбоку раздался неясный шум, похожий на тяжкую поступь гиганта, земля вдруг ощутимо поколебалась, и свет заслонила темная тень. Джону нестерпимо хотелось закрыть глаза и вновь провалиться в черный дурман, где не было этой изматывающей боли и отвратительного ощущения своего беспомощного, умирающего тела, но какая-то сила заставила его смотреть…