— Знакомая, — точно так же, как тогда, ответил он. — Ее отец просил приглядеть за ней. — И почувствовал, как неубедительно, как фальшиво звучат его слова.
— Н-да... — вздохнул доктор. — Тиф у нее, милостивый государь. Обыкновенный брюшной тиф.
Мишель посмотрел на мечущуюся в бреду Анну.
— Может, отвезти ее теперь в больницу? — спросил он.
— Это как вам будет угодно, — пожал плечами доктор. — Впрочем, какие теперь больницы... Вот вам рецепт на получение микстуры, — чиркнул что-то на листке доктор. — Аптеку господина Шварца, что на Покровке, знаете?...
— Знаю, — кивнул Мишель.
— Давайте по десять капель четыре раза в день. Ну и, конечно, побольше поите, делайте холодные компрессы на лоб и спину, а ежели жар не спадет — обтирайте тело спиртом и обмахивайте полотенцем. Есть у вас спирт?
— Спирт?... Не знаю... Наверное, нет.
— Тогда обтирайте одеколоном или водкой, — посоветовал доктор.
— Скажите... Она... не умрет? — тихо, боясь услышать ответ, спросил Мишель.
— Сие, сударь, я сказать вам не могу, — развел руками доктор. — Все будет зависеть от крепости ее организма и воли на то всевышнего. Впрочем, дама она молодая, так что даст бог поправится. Впрочем, ничего обещать не могу-с!... — И доктор замер на пороге.
Ну да, конечно!...
Мишель пошарил в кармане, вытащил все имеющиеся у него деньги и сунул их в руку доктору.
— Благодарю вас, — поклонился тот. — Если потребуется моя помощь — милости прошу-с!
И, кивнув еще раз, вышел.
Мишель остался один. Один на один с Анной, которую бросать теперь было никак нельзя! Невозможно!
Мишель постоял с минуту, глядя на больную, а потом, решительно сбросив пальто, направился на кухню рубить дрова для печи, чтобы нагреть воды...
Теперь для него все стало ясно и понятно.
Теперь он был хоть кому-то нужен. Нужен — Анне.
Лишь бы она не умерла, лишь бы выкарабкалась!...
Тяжела лямка солдатская, да не на плечо давит, а на саму-то душу! Иной раз волком взвыть хочется!
Утром чуть свет труба взыграет, солдат марш с тюфяка теплого, чуть помедлил — унтер-офицер сует тебе в морду пудовым кулачищем, да так, что зубы наземь горохом сыплются. Не зевай, поторапливайся. Да радуйся тому, что вовсе не прибил, а то всяко бывает!
Жаловаться на него не моги — не то вовсе со свету сживет! Выше унтера у солдата начальника нет.
— Ну чего раззявился — торопись! — орет унтер на Карла, в упор уставившись. — Так тебя растак... — И матушку его поминает.
Уж как Карл ни старается, а угодить унтеру никак не может. Невзлюбил его унтер, может, за то, что тот шибко грамотный. Остальные солдаты из дальних деревень взяты — право от лево отличить не способны, отчего приходится вязать им к ногам пуки сена да соломы да так на плацу и командовать: