Да и как?!. Разве мыслимо такое?...
Почитай, всю весну и пол-лета учительствовал Карл, кажный божий день приходя к дочерям Лопухина учить их языкам да манерам иноземным. Да только нехорошо кончились те уроки. Как не надобно!...
Словечко за словечко, то немецкое, то голландское, — пришла беда! А уж ворота сами отворились!...
Полюбил-таки Карл Анисью. Да так, что жизни без нее помыслить не мог!
Но это всего-то полбеды.
Беда в ином — что и Анисья-то его полюбила. И тут уж удержать их никак невозможно стало!
Сперва они вздыхали да один от другого глаз не отводили, после, как без пригляда оставались, друг дружку за ручку брали, а уж опосля и вовсе до дурного дела дошло! А как — они и сами того не поняли, как-то само собой! Известно — дело-то молодое!
А было так...
Отпросил Лопухин Карла на две недели в свое имение, что под Рязанью, куда сам поехал да дочерей своих свез. Сам-то по деревням поехал, а дочерям велел в имении безвылазно сидеть да зело прилежно языки учить. Да только неохота их учить — на дворе жара стоит, травы пряно пахнут, птички щебечут, в окна солнышко светит, на реке ребетня гомонит, плещется, да так, что отсель слышно. Невмоготу в доме сидеть, хочется во двор выйти, на реку да в лес.
Стали в саду в беседке, плющом увитой, заниматься. А в беседке — какой пригляд?... Карл слова иноземные говорит, а сам глаз с Анисьи не сводит, все норовит ее за ручку взять да притиснуться поближе. Сестры ее на них косятся, шушукаются да хихикают.
Позубрят ученицы слова, сомлеют от жары да начнут Карла с толку сбивать, уговаривая по аллеям погулять. Как им откажешь? Соберутся тихонечко и айда в сад.
Там дубы вековые, липы да акации. Бродят они по тропкам, болтают, Карл им про жизнь иноземную рассказывает, да уж не только про то, что сам видел, а про то, что слышал. А то в жмурки играть зачнут — глаза повяжут и станут друг дружку руками ловить да друг от дружки уворачиваться. Хохочут... Али прятаться станут — скроются в кусты, затаятся, сидят ни живы ни мертвы. Сестриц тех Карл долго искал, а вот Анисью-то сразу находил — уж больно недалече она пряталась! Сыщет ее в укромном месте, да не кричит, а присядет рядышком и по голове гладит да по шее. Анисья дышит тяжко и глазки за веки заворачивает. Шибко ей это нравится. А то сама начнет Карла гладить. Ведь не видит их никто!
И совсем себя Карл помнить перестал — и лямку свою солдатскую, и уставы с артикулами, будто в детство обратно попал.
Раз подбили его сестрицы на реку пойти, куда батюшка с матушкой им настрого ходить заказывали, — но уж больно охота. Пришли. Жарко!... Травы сохнут, кузнечики стрекочут, во все стороны от ног прыгают, на деревьях листы шуршат, будто переговариваются, тропка сухая вдоль реки вьется, а вода под берегом уж так блестит, так журчит, прохладой к себе манит...