— Вообще-то такое чудище в наморднике выводить надо…
— Папаша, идите своей дорогой… — уже недобро ответил Муравьев.
— Да, да, извините… — Иван Витальевич, опасливо косясь на собаку, поднялся по ступенькам к подъезду.
Он долго звонил в дверь, но никто не отзывался. Тогда Иван Витальевич достал связку ключей, нашел нужный и открыл дверь. В прихожей включил свет, позвал громко:
— Полина! Витька!
Он обошел обе комнаты, зашел на кухню. Грязные чашки с застывшей кофейной гущей, объедки на большой тарелке, бумажные пакеты из-под апельсинового сока… Он заглянул в холодильник — ничего, кроме пачки пельменей и банки сгущенного молока. Иван Витальевич поставил авоську, набитую свертками с продуктами, яблоками из своего сада и банками с вареньем, сел и растерянно огляделся:
— Ну, и куда они подевались, черт бы их побрал? Что за женщина — ни грамма ответственности… ну, ни грамма… — Он поднялся, снял куртку, засучил рукава свитера и принялся убираться. Сложил грязную посуду в мойку, включил горячую воду и начал мыть тарелки. Раздалась плавная мелодия, и Иван Витальевич не сразу сообразил, что это звонит в комнате телефон. Он вытер руки и взял трубку.
— Прошу прощения, с кем я разговариваю? — раздался голос Пилюгина.
— А я с кем разговариваю? — в свою очередь спросил Иван Витальевич.
— Майор Пилюгин Михаил Геннадьевич. А вы, наверное, родственник Полины и Виктора?
— Свекор я ей, с вашего позволения, — язвительно ответил Иван Витальевич. — А Виктор мой внук. Может, вы сообщите мне, куда они подевались, раз уж позвонили сюда?
Пилюгин стал быстро и довольно неразборчиво говорить. Иван Витальевич прижал трубку к уху, и глаза его постепенно округлялись. Он время от времени приговаривал:
— Боже мой… какой ужас… какой кошмар… Что же теперь будет?
Пилюгин продолжал что-то бубнить, и тогда Иван Витальевич заорал в трубку:
— Я спрашиваю вас, что теперь с Полиной будет?! Да, да… я понял… Подождите, я запишу адрес, — он положил на комод трубку, бросился на кухню, достал из кармана куртки авторучку. — Записываю, говорите… — и стал торопливо писать на старой газете адрес. — По каким дням принимают передачи? А что приносить можно? Сигареты можно? Сладости? Колбасу? Так, так… вторник и суббота? Понял. Хорошо. Обязательно поеду. А лекарства можно в передаче? Ну, там… успокоительное… сердечное? Понял… хорошо… обязательно… Простите, а где я вас смогу найти? Ага, понятно… записываю…
Совещание оперативников затянулось. В комнате было сильно накурено, в пепельницах на столах полно окурков.
— Я договорился, что передачу примут, — говорил Пилюгин в телефон. — Пока передачи не положены, но я договорился. Почему не положены? Мало сидит, всего несколько дней, потому и не положены. Но я договорился. Так что действуйте, Иван Витальевич. — Пилюгин положил трубку и посмотрел на своих сотрудников: — Надо закругляться ребята, а то мы будем балабонить до ночи. И курить давайте поменьше, что ли. В горле от дыма першит. Значит, мы установили, из какого склада воруется взрывчатка…