— А сами-то вы где трудитесь, Босх? Я вроде бы слышал, в Голливуде?
— Верно, в Голливуде. Но в данном случае это не имеет значения. Я звоню по частному вопросу. Сегодня утром миссис Фонтено позвонила учительнице девочки. Так вот, эта учительница — мой друг. Она страшно расстроена случившимся, ну а я, знаете ли, просто пытаюсь поподробнее узнать, что же все-таки произошло.
— Послушайте, у меня нет времени утешать несчастных. На моей шее дело висит.
— Иными словами, у вас по этому делу ничего нет?
— Признайтесь, вы, должно быть, никогда не работали в наших «двух семерках»...
— Нет, не работал. А вы, должно быть, стараетесь втолковать мне, как туго вам приходится?
— Шли бы вы куда подальше со своими издевками, Босх. Неужели вы не можете понять, что к югу от Пайко такой вещи, как свидетель, вообще не сыскать. Глухо! Для нас единственный способ распутать дело — надеяться на везение: авось кто наследит. Еще больше повезет, если к нам заявится какой-нибудь фрукт и выложит с порога: «Извините, ребята, моих рук дело». А теперь прикиньте, как часто нам выпадает такой праздник.
Босх молчал.
— Так вот, если говорить о расстроенных, то среди них не только ваша учительница. Поймите: дело-то скверное. Они, конечно, все скверные, но бывают такие, что дальше некуда. Нынешнее — как раз из такой категории. Представьте себе, сидит шестнадцатилетняя девчонка дома, читает книжку, присматривает за младшим братишкой...
— Стрельба из автомобиля?
— Угадали. Двенадцать дырок в стенах. Стреляли из АК. Двенадцать пуль — в стены, тринадцатая — в затылок...
— Она, наверное, ничего не успела сообразить.
— Не успела. Умерла, так и не поняв отчего. Должно быть, ее уложили с первого выстрела. Она даже не пыталась пригнуться, спрятаться.
— Очевидно, этот выстрел предназначался одному из ее старших братьев, как вы думаете?
Пару минут Хэнкс хранил молчание. Босху было слышно, как орет радио в полицейском участке.
— Откуда вам это известно — от учительницы?
— Девочка ей рассказывала, что братья торгуют крэком.
— Точно? Видел их сегодня утром в больнице Мартина Лютера Кинга в слезах и соплях. Рыдали и закатывали глаза — ну прямо христосики. Ладно, Босх, проверю их. Могу быть чем-то еще полезен?
— Можете. Как называлась книга, которую она читала?
— Книга?
— Да.
— Ее название — «Долгий сон». Именно это она и получила, дружище. Уснула навеки.
— Не могли бы вы сделать мне одолжение, Хэнкс?
— Какое именно?
— Если вам доведется беседовать с репортерами, не упоминайте о книге.
— А в чем, собственно, дело?
— Не упоминайте — и все.