— Да, так оно и есть.
Белк заглянул в свой блокнот.
— Разве в ту ночь, когда прозвучал выстрел, вы не заявили сотрудникам полиции, что понятия не имели ни о какой квартире? Разве не вы усиленно отрицали, что у вашего мужа нет и не было подобной квартиры?
Дебора Черч промолчала.
— Если это поможет освежить вашу память, я могу организовать прямо здесь, в зале суда, прослушивание магнитофонной записи вашего первого допроса...
— Да. Я это говорила. Но я солгала.
— Вы солгали? Почему же вы солгали полиции?
— Потому что полицейский только что убил моего мужа. Я... Я не могла с ними общаться.
— Нет, на самом деле вы сказали правду именно в ту ночь, не так ли, миссис Черч? Вы никогда не знали ни о какой квартире.
— Неправда! Я знала!
— Вы с мужем говорили о ней?
— Да, мы разговаривали на эту тему.
— И вы одобрили эту идею?
— Да... правда, неохотно. Я надеялась, что он будет оставаться дома и мы вместе сможем побороть его стрессы.
— Хорошо, миссис Черч. В таком случае ответьте: если вы знали о квартире, говорили о ней и даже одобрили эту идею — охотно или нет, — то почему в таком случае он снял ее под вымышленным именем?
Вдова не ответила. Белк прижал ее к ногтю. Босху показалось, что она бросила быстрый взгляд в направлении Чэндлер, но та даже пальцем не пошевелила, чтобы помочь своей клиентке.
— Я полагаю, — сказала наконец вдова, — вы могли бы задать этот вопрос ему самому, если бы мистер Босх хладнокровно не убил его.
Не дожидаясь протеста со стороны Белка, судья Кейс заявил:
— Жюри присяжных оставит без внимания последнее замечание. Миссис Черч, это недопустимо.
— Прошу прощения, ваша честь.
— У меня все, — сказал Белк, покидая стойку.
Судья объявил десятиминутный перерыв.
Во время перерыва Босх отправился покурить. Денежка Чэндлер на этот раз не вышла, зато бездомный сделал один подход к пепельнице. Босх предложил ему сигарету, которую тот взял и положил в нагрудный карман рубашки. Он, как всегда, был небрит, в глазах его все еще читался легкий налет безумия.
— Вас зовут Фарадэй, — сказал Босх таким тоном, словно говорил с ребенком.
— И что с того, лейтенант?
Босх улыбнулся. Бродяга повысил его в звании.
— Да так, ничего особенного. Просто я слышал о вас. И о том, что раньше вы были юристом.
— Я остаюсь им до сих пор. Просто не практикую.
Обернувшись, Босх увидел, как, направляясь к зданию суда, по Спринг едет тюремный автобус. Из темных зарешеченных окошек выглядывало множество озлобленных физиономий. Кто-то из заключенных, признав в Босхе полицейского, продемонстрировал ему сквозь решетку средний палец. В ответ на это Босх улыбнулся.