Предлагаю ничью (Ростовцева) - страница 3

Свое спасение я заметил не сразу, пришлось пройти целый квартал в сторону ‘Каменного Часового’. Совсем неприметная дверь, огромные окна от пола до потолка и на одном из них по кругу устроилась яркая надпись ‘Lamb & Flag’.

Да, то, что нужно. Мне стоит чуть-чуть согреться и выпить пару пинт пива.

Вопреки ожиданиям, что хотя бы тут, в одном из известнейших пабов Лондона, где всегда душно от разговоров, накурено спорами, и яблоку негде упасть по причине отсутствия свободных мест в бушелях, будут люди, вопреки ожиданиям здесь царила полнейшая тишина. И было пусто. Лишь в дальнем от входа углу сидел мужчина лет тридцати пяти с легко узнаваемой ‘guantanamera’ в руке.

- Не местный - подумалось мне, и я посмеялся своим мыслям.

Мужчина что-то аккуратно рисовал в своем блокноте. Мне не удалось разглядеть, что именно, сколько бы я не старался следить за движениями его руки. Издалека мне было чертовски плохо видно. И все же я был безумно рад, что моим единственным соседом в этом пустом пабе оказался именно он. Мой старый-старый из какой-то прошлой жизни знакомый. Я не помнил его имени, и не помнил подробностей нашей прошлой встречи. Но все в облике этого человека, в его аккуратных жестах, даже в его манере изредка поднимать глаза от блокнота и внимательно осматривать пустой зал, все это казалось мне страшно родным.

А еще… еще я немного завидовал ему. Этот мужчина делал то, чем я с удовольствием занялся бы сам, будь у меня сейчас под рукой клочок бумаги. Или салфетка… Хотя бы - салфетка.

Я оглянулся. Но на столах и даже на барной стойке не было ничего похожего на бумагу. Большое упущение для владельцев паба. Это ведь сейчас популярно, черт побери.

Человек приходит в людное место, заказывает чашку кофе (или пива, как мой старый закомец с ‘guantanamera’ на столе перед ним), затем достает тетрадь, ручку и ограждает себя от толпы неровными штрихами чернил. Еще через некоторое время он поставит дату в конце, и по истечению нескольких недель или, может быть, лет он найдет этот клочок бумаги и посмеется над своими художествами, подвергнув критике на подобии ‘И это был я? Никогда’.

И всё. Всё. Понимаете?

Я вздохнул. Никакой ручки и никакой исповеди на белом листе. Ну и, к черту. В этом пабе хотя бы тепло и уютно.

Повесив пальто на вешалку и забрав из внутреннего кармана зажигалку и сигареты, я устроился на высоком стуле и щелкнул по звоночку на стойке.

Спустя мгновение из недр ‘кладовой’ показался бармен.

- Good evening, sir. Have you made your choice?

- Эмм, да. Черт. Hello. I would like a pint of Bombardier.