В экспедицию Федотыч попал случайно: увидел объявление, что требуются завхозы на выезд, махнул рукой на свой огород и старухины причитания и подался. Работа оказалась нехитрой: отпускать продукты, следить за порядком да хлеб выпекать. Князев, передавая ему склад, строго наказал:
– Смотри, Федотыч, перед бухгалтерией подотчетник я, но если чего при выверке не хватит, то пеняй на себя. В одних кальсонах домой поедешь!
– Та чего там, – отмахнулся Федотыч. – Не бойтесь, я вам недостачу не сделаю.
В свои шестьдесят два был он еще подвижен и крепок, дело знал, тайги не боялся и работал как будто честно, не воровал.
«Интересно, что там нового», – думал Князев и невольно прибавлял шаг. Какие они долгие, эти последние стометровки. И сколько их еще будет, холостых подходов и выходов из маршрута, которые становятся тем длиннее, чем дольше стоишь лагерем на одном месте.
Свернули на тропу. Матусевич деревянно переставлял ноги и часто ерзал плечами, сдвигал и раздвигал лямки. Князев шагал так, будто и не было позади двух десятков километров таежного бездорожья. Он и зимой не терял формы, бегал на лыжах, и икры были как железо. Двадцать – это так, прогулка. Ходили и по семьдесят за сутки, но такое выдержит не каждый.
Дюк тащился замыкающим, в пятку Матусевичу. Нос у Дюка распух, глаза сделались круглыми и большими, как у совы, и смотрели с жалобным удивлением, будто спрашивали: «За что?» Все живое казнит комар.
Показались березы с широкими темными кольцами содранной бересты. За ними на поляне у речки – три палатки: одна большая и по бокам две маленькие. Чуть поодаль – брезентовый навес над кухней. У костра возился Костюк.
Ну, кажется, все в порядке. Ничего за день не случилось.
И вдруг Князев увидел возле костра еще кого-то в белой куртке и в накомарнике с красным верхом, какие у него в отряде никто не носил. Дюк тоже учуял чужого и глухо заворчал, насторожив уши. Человек, завидя их, поднялся, и Князев узнал в нем проходчика Шляхова.
У Князева часто и гулко застучало сердце. Зачем он здесь? Кто его послал? Что случилось у горняков? Завалило кого-нибудь! Утонул кто-то! Разбился! Заболел! Господи, да мало ли что может случиться в тайге!
А Шляхов молчал, и глаз его не было видно за сеткой, и широкая фигура в тесной белой курточке ничего не говорила. И Князев, подойдя так близко, что Шляхов отшатнулся, спросил сдавленно:
– Ты зачем пришел?
– Здравствуйте, товарищ начальник! – сипло сказал Шляхов. – Я к вам, значит, с заявлением от всего нашего коллектива…
– Ах ты, елки зеленые! – вырвалось у Князева. Он отшвырнул молоток, вытер вспотевший лоб. – Ну выкладывай, что у вас там.