– А ну, Леша, – негромко сказал Князев, но Заблоцкий уже нервничал и дергал засунутое под веревки второе весло, а Матусевич с Лобановым тем временем опередили их корпуса на два и, оборачиваясь, все наддавали и наддавали. Третья лодка была уже совсем близко. Заблоцкий наконец освободил весло, уперся коленями в борт, но грести было не с руки, мешал груз, весло срывалось и брызгало.
– Давай, Леша, давай, – как тогда, на шиверах, приговаривал Князев. Костер приблизился, стали видны фигурки на берегу, они тоже кричали неизвестно кому: «Давай, давай!»
Первая лодка шла срединой, сворачивать было еще не время – так показалось Князеву, вторая срезала, третья сразу отстала.
– Давайте к берегу, отнесет! – с задышкой сказал Заблоцкий. Князев пробормотал: «Рановато еще…» – и все же начал поворачивать, но было не рано, а поздно, костер светил почти по борту, а до берега оставалось еще метров сорок.
Князев круто повернул, держа прямо на огонь, лодку начало сносить. Вторая лодка шла наперерез. Костер перемещался влево, приходилось выгребать против течения. Когда ткнулись в берег, Лобанов и горняки уже вытаскивали лодку.
– Мы первые! – радостно объявил Матусевич. – Вы что, геометрию забыли? Гипотенуза короче двух катетов!
Лобанов сказал басом:
– Не догнали, так хоть согрелись.
– Ладно, ладно, – усмехнулся Князев, слегка раздосадованный. – Так нечестно, стартовать надо вместе.
– Бутылочка с вас! – крикнул кто-то из горняков.
– Точно, сразу и новоселье обмоем!
– Обмоем, обмоем, – пообещал Князев. – Воды вон сколько!
– А, зажались!
– Что мы, зря за вас болели!
Шумно и как-то сразу людно сделалось на берегу, хоть понимали все, что разговоры эти насчет бутылочки пустые, не за тем сюда ехали. А потом под смех и тюканье пристала третья лодка, и Тапочкин, ступив на берег, дурашливо воскликнул:
– Возгласы из зала: «Позор! Позор!»
– Братцы, темно уже, – напомнил Князев, и все, посмеиваясь, начали разгружать лодки.
Пока ставили палатки, мастерили нары, рубили лапник, совсем стемнело. Время разговора с базой давно миновало, но Князева это не заботило. Было условлено: если по каким-то причинам вечерний сеанс не состоится, связываться утром следующего дня. Наутро Тапочкин полез на высокую лиственницу и прицепил антенну. До связи осталось несколько минут.
– Мы ждать не будем, пойдем, – сказал Высотин. Князев кивнул.
Горняки разбирали инструмент, покуривали. Выработки им должен был задать Князев. Ровно в восемь он включил рацию и сразу услышал позывные Федотыча. Слышимость была великолепная, даже лучше, чем на старом лагере.