А, впрочем, известно: сначала он пойдет на кухню и съест там три пачки димедрола, потом пойдет в ванную и вспорет себе вены, потом срежет бельевую веревку и, оставляя на полу неопрятные красные полосы, переместится в коридор, залезет на табуретку, привяжет веревку к крюку для люстры и повесится. Хотя он мог бы это сделать и в ванной, тогда не пришлось бы в коридоре мыть пол. Петя, посмотри, в коридоре висит кто-нибудь? Нет? А в ванной? А где тот человек, что приставал к девушке идиотскими словами? Ушел? Да, наверно, я чего-то упустил в этой жизни. Видимо, что-то прошло мимо. Пойду на кухню, посмотрю на посуду
- мне есть о чем подумать. Мне есть, что обсудить с мамой.
Эта кухня мало похожа на операционную. Она достаточно темна, прокурена, уютна и имеет огромное древнее кресло в углу. Почетное кресло.
Буду сидеть в нем. Курить свои злые сигареты и думать о времени между собакой и волком. Ну почему, почему, мама, в сумерках все так неконкретно? Ну, понятно, день не день, ночь не ночь, ни темно, ни светло это все так. Но почему в сумерках мне кажется, что я велик? Незримо велик. Я - супершпион одного большого, главного государства и еще сотни маленьких государств. Вот он я, иду по лесной дорожке к автобусной остановке - всегда первая серия всемирного шпионского кино про меня, призы в Канне, смокинг, прожектора, цветы в машину... Вот я иду, несгибаемый и коварный, злобный убийца и гениальный диверсант. В потном людном метро бросаю взгляд на оставленную мне в качестве условного сигнала сигаретную пачку, сигнал принят, десятки генералов и тысячи следователей ломают голову: где утечка? Вот я поздней ночью, пьяный вдрызг ползу по подземному переходу, а очень редкие прохожие брезгливо и опасливо отходят в сторону. Откуда знать им, что на самом деле я трезв, как стекло, просто я веду наблюдение за тайной плиткой на стене, восьмой от южного входа в третьем ряду снизу. Так и есть: на плитку прилеплен кусок жевательной резины, прилеплен человеком, понятия не имеющем обо мне, но получившим ответственное астральное задание от загадочного незнакомца, который, впрочем, тоже обо мне ничего не знает.
Никто обо мне ничего не знает: ни мама, ни генералы, ни Айседор Степанович из тридцать восьмой квартиры, ни девушка Кристина. Я - тайный агент всех разведок, я и сам то о себе знаю далеко не все.
Что я тут делаю? Смотрю на посуду. А ты? А я к тебе пришла. Я не заметил, как она вошла, по-моему, просто соткалась из воздуха. Худенькая, метр шестьдесят шесть, тонкие ножки - узкие штанишки. И большие серые глазенки. Она смотрела в угол, сидя на табуретке посередине кухни, зажав ладошки между бедер. Ко мне? Ну, тогда давай знакомиться, а то я скоро напьюсь. Меня зовут Кристина - сказала Кристина. А я не помню, как меня зовут. Забыл. Давай, что ли, покурим? Давай. Она здесь впервые, ее привел этот самый надоевший надоеда, просто скучно было дома, и она пошла. Чем я занимаюсь? Да ничем, так, живу. Пью спиртное, сочиняю песни, хожу в гости, езжу в Ленинград. Шпионю в сумерки. Как, шпионишь? Так, шпионю. Но только в сумерки. Она смеется. Она учится, но учиться не хочет, чего хочет, не знает, не хочет ничего. Обычное дело, говорю я, почти все девушки в этой стране ничего не хотят. Обычное дело. Обычная девочка. Что-то мне здесь надоело, говорит она. Так давай уйдем отсюда, уйдем в темноту Варшавской улицы, пойдем к Московским воротам, наберем камней и перебьем там все дурацкие фонари.