Осторожно вошла Викторина, неся лампу.
— А, господин аббат, вы уже на ногах! Я заходила около четырех, но не стала вас будить. Вот и хорошо, что вы поспали в свое удовольствие.
Но Пьер пожаловался на сильный озноб и ломоту, и Викторина встревожилась.
— Только бы вам не захворать этой мерзкой лихорадкой! Ведь тут их река под боком, соседство не очень-то здоровое. У дона Виджилио, секретаря его высокопреосвященства, лихорадка. Невеселая это штука, я вам скажу.
Викторина посоветовала Пьеру не выходить и лечь в постель. Она все объяснит дамам, донне Серафине и ее племяннице. Кончилось тем, что Пьер предоставил служанке говорить и поступать, как ей заблагорассудится, ибо сам он был не в состоянии на что-либо решиться. По совету Викторины, он все же пообедал, съел суп, крылышко цыпленка и отведал варенья, — все это принес ему лакей Джакомо. Пьеру стало гораздо лучше, он почувствовал прилив сил и даже отказался лечь в постель, сказав, что хочет непременно нынче же поблагодарить обеих дам за их любезное гостеприимство. И так как донна Серафина по понедельникам принимает, он желает ей представиться.
— Вот и хорошо! — подхватила Викторина. — Раз уж вы поправились, это вас развлечет… Лучше всего, если дон Виджилио, ваш сосед, зайдет в девять часов и проводит вас. Дождитесь его.
Пьер как раз успел умыться и сменить сутану, когда точно в девять раздался негромкий стук. Вошел низенький священник лет тридцати, худощавый и хилый, с шафранно-желтым, вытянутым и изможденным лицом. Два года подряд его изо дня в день, всегда в один и тот же час, трепала лихорадка. И все-таки в его жгучих черных глазах, то и дело вспыхивавших на желтом лице, видна была пламенная душа.
Поклонившись, он представился, очень чисто выговаривая по-французски:
— Дон Виджилио, господин аббат, к вашим услугам. Не желаете ли спуститься вниз?..
Пьер последовал за священником, на ходу благодаря его. Но тот не проронил больше ни звука и на слова благодарности отвечал одними улыбками. Они спустились по узкой лесенке и очутились на просторной площадке третьего этажа, перед большой парадной лестницей. Пьера удивил и обескуражил тусклый свет редких газовых рожков, напоминавших подслеповатые газовые рожки в коридорах меблированных комнат: они едва приметно желтели в густых потемках нескончаемо длинных и высоких переходов, величавых и мрачных. Даже на площадке, куда выходили двери из покоев донны Серафины, напротив комнат ее племянницы, ничто не говорило о приемном дне. Двери оставались закрытыми, из комнат не доносилось ни шороха, мертвенная тишина стояла во дворце. Дон Виджилио отвесил еще один поклон и тихонько, без звонка, повернул дверную ручку.