— Не забудь, что разное дерево на разные дела идет, на одни дуб, на другие — сосна, а на третьи — липа.
— Ну, это он, небось, и сам понимает, парень-то смекалистый. Нет, это ты, старшой, здорово придумал — попутно уголь жечь. Кстати, и пни также выгорать будут. Только надо все начинать тогда, когда на новую делянку переберемся.
— Почему? — удивился Кузьма.
— Уж больно угарно от угольного огнища будет, — снисходительно глядя на Кузьку, пояснил Жагра. — Вот ты, небось, замечал, что от долгой работы в кузне голова болит, на свежий воздух выйти тянет? А здесь, почитай, целый день такая кузня будет.
— Ага, понял.
— Ну, раз понял, то совсем молодец. Тогда езжай, да скажи отцу, чтобы приехал для обстоятельного разговора. Мы пока потихоньку все потребное готовить станем, а как по рукам ударим, то сразу все дело и пойдет.
— Ладно, прямо сейчас поеду передам. Наверно, и Михайла придет — он же в Академии старший.
— Пусть и он приходит. Нам сговариваться все равно с кем. А дело хорошее, для всех от него польза будет — так что, думаю, сумеем поладить.
— Тогда поскакал я, как приеду, расскажу, чем дело кончилось. Счастливо оставаться!
— И тебе доброго пути!
Да, в отличие от первой половины дня, вторая складывалась на удивление удачно. Довольный новым знакомством и полезным разговором Кузьма подхлестнул коня. Еще не ясно было, как посмотрят на всю эту затею дед Корней и отец, но хорошее настроение уже вернулось к юному оружейному мастеру, скакавшему во весь опор по дороге в Ратное.
Но вся радость Кузьмы мгновенно испарилась, едва он подъехал к селению. Площадь перед церковью, несмотря на вечернее время, была полна возбужденно переговаривающимися ратнинцами, да и вообще все происходящее напоминало растревоженный пчелиный улей. Что случилось, и в чем причина такого скопления народа никто толком объяснить не мог. Кузьма, ткнувшись с вопросом к одному, другому, третьему и не получив никакого внятного ответа, наконец набрел на тетку Варвару, взахлеб рассказывающую подслушанные новости собравшимся вокруг бабам:
— Как есть — целая орда нагрянула. И половцы, и угры, и ляхи и кого там только нет. Мужиков режут, а баб и детишек в полон берут. До Игнатовой усадьбы уже добрались, всех там перебили, один Сережка Игнатов, Бычок который, оттуда еле убег. Сейчас его Настена обихаживает. Живого места на нем нет, того и гляди помрет, ни дать, ни взять, что тот его конь, который, вон, у ворот загнанный валяется.
— Ох, Варварушка, что за страсти ты рассказываешь! Откуда такая напасть на нашу голову?
— А все кара божья за грехи наши! Вон, холопов некрещеных сколь в село привели! Добычи сколь понабрали в походе да величалися по приезду — аж седьмицу целую! А вклад на церковь святую — хуть бы один сделал! Надо к отцу Михаилу идти, покаяться да просить слезно, чтобы молебен отслужил Царице Небесной, заступнице нашей. Глядишь и смилуется, отведет от нас беду.