Вещи в пионерлагере запирали в камере хранения, чтобы избежать воровства. Допускали туда только в определенные часы, как правило, к вечеру. Как и у других детей, у меня был фибровый чемодан с моим именем и фамилией на внутренней стороне крышки. Среди прочих вещей в чемоданах хранилась зубная паста, которой пропахли не только чемоданы, но и всё помещение. С того времени запах зубной пасты неизменно вызывает у меня воспоминание об одиночестве в летних сумерках.
В один из родительских дней навестить меня в лагерь приехали мама и папа. К тому моменту, как они приехали, я уже потерял надежду их увидеть. К другим детям родители приехали с раннего утра, а некоторые уже успели уехать – часы посещений кончались. Мои проснулись, как всегда в выходные, очень поздно, пропустив все поезда и автобусы. Тогда они уговорили какого-то частника на «москвиче» довезти их до лагеря, там подождать, а потом отвезти обратно.
Я отпросился у вожатого, и мы с родителями расположились на травке на покатом берегу Рузы с бутербродами и фруктами, которые они с собой привезли. Водитель поставил неподалеку машину. Потом мы долго купались в Рузе, что тоже было для меня праздником. Лагерные вожатые смертельно всего боялись – и погоды, и несчастных случаев, поэтому в лагере мы входили в воду всего раз или два за смену. Отец хорошо плавал, он сажал меня на спину и плыл на глубокие места, чтобы я мог с ним вместе срывать кувшинки.
Настала пора уезжать. Водитель сел в машину, и тут выяснилось, что он поставил ее на слишком крутом месте: машина газовала и неуклонно соскальзывала по траве все ближе к воде. Водитель заметно побледнел, родители тоже забеспокоились, сначала отец один выталкивал вверх буксующую машину, потом мама стала ему помогать. Меня, естественно, пытались держать от машины подальше, и отец поручил мне подержать свои новые темные очки, чтобы не разбить их в суете. Машину они в конце концов вытолкали, но очков у меня в руках не оказалось. Их осколки быстро обнаружились в одном из глубоких автомобильных следов: я так волновался, что про очки совершенно забыл и выронил их под машину. Отец рассердился (очки были, видимо, дорогие, да и достать их было непросто) и раздраженно сказал: «Тебе даже очки нельзя поручить подержать». Я ужасно огорчился: расставаться не хотелось, особенно на этой ноте. Родители уехали, а мне еще долго было очень грустно.
На следующее лето я опять поехал в лагерь, но на этот раз в другой. Меня отправили вместе с сыном маминой подруги в лагерь Министерства иностранных дел, куда достал путевки его отец, хозяйственник из журнала «Международные отношения». Там проводили каникулы дети МИДовской обслуги – шоферов, поваров, хозяйственников, и почти все мальчишки моего отряда были одержимы, как мне казалось, одним главным чувством – ненавистью к евреям.