– Вы побоялись, что вам будут мстить?
– За такими людьми всегда стоят какие-то структуры, то есть какие-то группировки. В Москве все было ведомственное, то есть под контролем людей в погонах. Я же с другом общался и знал, что Москва поделена. Я знал, какая структура чем ведает. Бандиты в Москве были разве что на подхвате. А в основном все контролировали люди в погонах. До того времени, когда меня посадили. Сейчас не знаю, как там происходит.
– Что именно контролировали «люди в погонах»?
– Да всю экономику. Все эти рынки, супермаркеты, казино, игровые клубы, развлекательные комплексы. Все это прибыльное дело, которое контролировалось… И я подумал: мало ли что? Вдруг меня потом начнут прессовать? Я решил, что буду один выкручиваться. Но я же не думал, что мне дадут такой большой срок.
И вот про следственный эксперимент. Адвокат удивляется, как я мог сбросить труп на мель, и он уплыл. А следователю все безразлично. Он заполняет протокол. Переспрашивает: «Вот с этого обрыва?» – «Да». – «Расскажите, как было дело». Я говорю: «Ну, вот здесь моя стояла машина. На капоте мы с ним распивали». А следователю даже не интересно, что я был за рулем. Дальше я говорю: «Мы распили водку, и я потом ударил его палкой по голове». Следователь спрашивает: «Где эта палка?» – «Да я откуда знаю?» Нашли какую-то палку: «Вот эта?» – «Да, – говорю, – вот эта». – «Ну и что было дальше?» – «Стукнул его и бросил в воду». Адвокат говорит: «Да он не мог здесь утонуть». Следователь поправляет: «Тогда уровень воды был больше. Значит, мог утонуть».
После следственного эксперимента меня опять привезли в Калугу. И потом меня очень быстро осудили за убийство, а также за мошенничество, что я в корыстных целях мошенническим путем приобрел квартиру. Когда меня вывели из зала суда и привезли в КПЗ, я зашел, а там сидят молодые парни, бандиты, тоже после суда. Кому-то дали четыре года, кому-то шесть лет. Они спрашивают меня: «Ну сколько?» Я говорю: «Семнадцать лет». Они просто все замерли: такой большой срок у меня… И потом мне стало не то чтобы плохо, а так грустно и тоскливо на душе стало. Мне тогда было тридцать три года. Думаю: «Да-а, до пятидесяти лет мне придется сидеть». И тут мне плохо стало. Вызвали «скорую». «Скорая» приехала, сделала укол, дала таблеток. Я вроде отошел. Потом в СИЗО меня увезли. И я стал настраивать себя на длительный срок. Прошло определенное время, меня заказывают на этап. Я даже не знал, куда меня повезут. И меня повезли по России, как декабриста: через пять централов. Три месяца я сюда добирался. Я провел две недели в смоленском СИЗО, потом в Воронеже, затем в Челябинске, потом в Иркутске… Наконец меня привезли в колонию. В карантине было сто с чем-то человек. В четыре смены мы спали. Потому что кроватей не хватало. Десять дней я провел в карантине. Потом меня перевели в отряд для большесрочников. Я сразу вступил в самодеятельную организацию осужденных, и стал председателем Совета коллектива отряда. В колонии я не пал духом. В 2004 году мне, по новому закону, сократили срок до пятнадцати лет. Из этого срока мне надо отсидеть десять лет, то есть две трети, чтобы попасть на условно-досрочное освобождение.