Я нажал на рычаг, потому что терпение мое лопнуло…
А потом я испытал чувство глубочайшего стыда за Гэтсби, вернее, за его неразборчивость в выборе знакомств: некий джентльмен, с которым я связался по телефону, высказался по поводу гибели Гэтсби в том смысле, что‑де давно пора. Но это была моя вина, поскольку за этим господинчиком и раньше водилась страстишка к зубоскальству и глумлению над всем и вся — и все это с рюмкой ликера из подвалов Гэтсби в руке.
С утра, в день похорон я поехал в Нью — Йорк переговорить с Мейером Вольфсхаймом, поскольку не видел другого способа связаться с ним. Справившись у мальчика — лифтера, я толкнул оказавшуюся незапертой дверь со скромной вывеской «Холдинговая компания „Свастика“ и оказался в совершенно пустом и на первый взгляд безлюдном помещении.
— Э — э-эй, здесь есть кто‑нибудь? — несколько раз громко прокричал я, но только эхо гулко отозвалось в звенящей пустоте. И только через какое‑то время из боковой комнаты донесся отголосок ожесточенного спора, а потом в приемной появилась хорошенькая еврейка и прямо‑таки пронзила меня тяжелым взглядом громадных черных глазищ.
— Никого нет, — сказала она нарочито противным голосом. — Мистер Вольфсхайм в Чикаго.
По крайней мере, первое из ее утверждений не соответствовало действительности, и мне было прекрасно слышно, как в боковой комнате начали насвистывать „Розарий“, нещадно при этом фальшивя.
— Передайте боссу, что с ним хотел бы увидеться мистер Каррауэй.
— Доставить его вам из Чикаго, а?
В этот момент художественный свист прекратился, и в боковой комнате раздался чей‑то голос, причем с характерными интонациями Вольфсхайма:
— Стелла, куда же ты запропастилась?
— Вот — бумага, карандаш… Напишите, кто вы такой, и оставьте на том столе. Когда вернется — передам, — скороговоркой выпалила красавица — секретарша.
— Но я же знаю, что он здесь!
Она сделала шаг вперед, грозно насупилась, уперла руки в крутые бедра и встала передо мной, словно пытаясь перекрыть проход растопыренными локтями.
— Молодой человек, — сердито начала она, — чему вас учили в детстве? Что это за манера лезть напролом? Сказала, в Чикаго, значит, в Чикаго!
Я сослался на Гэтсби.
— О — о-о, — она бросила на меня пристальный взгляд. — Погодите, погодите… Как вы сказали, вас величают?
Она скрылась в боковой комнате, а через несколько секунд на пороге появился Мейер Вольфсхайм и с важным видом протянул мне обе руки. Он провел меня в кабинет, полным скорби голосом напомнил, какой это горестный для всех нас день, и предложил сигару.
— Да — с, память, знаете ли, уже не та, — начал он задушевным тоном, — но я прекрасно помню день нашего знакомства. Молодой майор, только что из армии, герой войны, грудь в крестах… Да — с! И беден, как церковная мышь.