, пикколо
[10], большие и малые барабаны…
К этому времени возвращались с пляжа последние купальщики и переодевались наверху в своих комнатах; вдоль частной подъездной дороги выстраивались автомобили с нью — йоркскими номерами — по пять в ряд; в залах и гостиных, на верандах и террасах прогуливались эфирные создания, одетые в необыкновенные наряды всех цветов, с очаровательными головками, стриженными по последнему крику моды, с наброшенными на плечи шалями, один только вид которых навсегда лишил бы модниц Кастилии[11] сна и покоя. К этому времени бармены начинали работать не покладая рук, а расторопные кельнеры без устали разносили по саду подносы с экзотическими коктейлями, оставляя за собой густой шлейф восхитительных ароматов; воздух вибрировал от звонкого смеха и беспечных голосов, случайных намеков и многозначительных недомолвок — наступал час ни к чему не обязывающих светских знакомств и пылких объятий пар, часто так и не удосужившихся узнать друг у друга имена.
Чем больше отворачивала изнуренная Земля свой лик от утомившего ее за день Светила, тем ярче разгорались разноцветные огни в саду — и вот уже ударили литавры, и невидимый в сумерках оркестр заиграл жизнерадостную коктейль — сюиту, а голоса оперных певцов зазвучали на тон выше. С каждым мгновением смех становился все свободнее и громче, а манеры становились все раскованнее и естественнее. Компании составлялись с такой же непринужденностью, как и распадались. А самые непоседливые — из числа юных и уверенных в себе красавиц — появлялись в обществе дам бальзаковского возраста, чтобы на короткое мгновение стать центром притяжения и внимания и тут же ускользнуть дальше с раскрасневшимися от очевидного успеха щеками — через череду приливов и отливов восхищенных лиц и голосов, сквозь полутона зыбкого мерцающего света. И не было еще случая, чтобы не заговорила хоть в одной из них кровь предков — кочевников: выхватит тогда красотка — цыганка бокал с коктейлем прямо из воздуха, выпьет до дна — для куража — и выскочит на парусину танцевальной площадки с горящими глазами — как танцовщица из табора в пене опаловых кружев; ее руки так и летают белокрылыми чайками, как у короля ритма Фриско, и она танцует в одиночестве и полной тишине, пока дирижер не подстроится под заданный ею ритм, а публика бурлит — вот уже пополз восхищенный шепоток, что это‑де дублерша самой Гильды Грей из «Капризов». Вечеринка началась.
Думаю, в тот летний вечер, когда я впервые переступил порог дома Гэтсби, я входил в весьма узкий и ограниченный круг приглашенных. Обычно же гости съезжались безо всяких церемоний. Просто садились в машины и добирались до Лонг — Айленда, зная, что двери этого гостеприимного дома для них всегда открыты. Обычно кто‑нибудь из окружения Гэтсби представлял ему новичка, а потом тот был волен вести себя так, как это принято в приличном обществе, правда, со скидкой на атмосферу уединенного увеселительного парка. Впрочем, бывали случаи, когда гостям так и не удавалось познакомиться с хозяином, но это было в порядке вещей, словно простосердечие и простота манер являлись здесь вполне извинительным обстоятельством и служили входным билетом в Сад наслаждений.