— Ты захады, дарагой. Вино в углу, лаваш есть, кинзы немного. Мой дом — твой дом…
— Отец Григорий, вы в порядке?
— Чито-грито, чито-маргарито, гей, — попробовал бодренько пропеть он, но замешкался в конце.
О чём песня, я спрашивать не стал, потому как слово «гей» слышал от Катеньки и прекрасно знаю, что оно значит. Да и кто я такой, чтоб упрекать священника нечистого храма в таких пристрастиях, как геи под «Маргариту»? У них же здесь всё не как у людей, им, поди, и содомский грех как нам тульский пряник…
— Я тут мимо пробегал. Хотел к Хозяйке с деловым визитом напроситься, но по пути нарвался на каких-то извращенцев. Вы не в курсе, отчего у вас молодёжь на улицах шалит? А то я без нагайки как голый…
— Молодые, глупые… Я тебе кинжал дам, зарэжь одного, второго — отстанут, другую игру искать начнут, да, — покивал головой отец Григорий и неожиданно перевёл тему: — Ты её очэнь любишь?
— Очень, — не стал скрывать я.
— И я очэнь люблю…
— Катеньку?!
— Ефросинью… — со стоном сердечной боли поправил меня кровососущий грузин и вновь закрыл лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону. — Любовь нечаянно нагрянет… Кто такие умные слова сказал, а? Нагрянула так нагрянула — есть нэ могу, пить нэ могу, чача уже неделю без дела стоит, на меня вся родня обижается, а я люблю!..
— Ефросинья — это случайно не…
— Пачему случайно? — Из-под сросшихся бровей отца Григория кинжально блеснули две грозные молнии. — Это она тебе — баба Фрося, им — баба Фрося, всяким разным — баба Фрося, а мне…
Его понесло. С чисто кавказским пылом он вскочил на кивот, дважды лихо плюнул на каменные иконы и в ритме лезгинки завертелся вокруг меня, треща, как целых три еврейки на базаре.
— Глаза её сыние! Сыние такие, нэт таких больше, только у нас в горах небо такое, ну нэ такое чуточку, но это её нэ портит, и зубы все, все, какие остались, харошие они, острые, как осетинские кинжалы, бэлые, как снег на Казбэке, и ходит она харашо, ай, харашо, бедром сюда, бедром туда, а у меня сэрдце за ней в ритм её бёдер, как будто от аула к реке идёт, а я в кустах сижу, на неё любуюсь, жду — вдруг купатца будет, э?
— Отец Григорий, мне тут ваш совет нужен, — не выдержал я, начиная краснеть. — Вы уж простите, что останавливаю посредь столь интересной эротической фантазии. Но вот не подскажете ли, у нас в полку непонятная зараза объявилась — у хлопцев молодых жёлтые пятна на руках. Как быть и что сие?
— Чешутся?
— Нет вроде…
— Болят?
— Нет покуда…
— Если я тебе памагу, ты мне паможешь?
— Помогу, отчего ж не помочь, — осторожно согласился я. — Если, конечно, убивать никого не надо.