Девчонки чуток отодвинулись и выжидающе замерли.
— Эх, отодрать бы вас сейчас, — произнес я мечтательно, как вживую представляя себе эту упоительную картину, а потому уточнил: — Армейским ремнем. Да так, чтоб с недельку только на животе спать могли. Ну, это вас еще ждет, заслужили. Обещаю. А теперь, девушки, не шалите. И если вы готовы, топайте за мной…
Угу, сейчас. Это они думали, что готовы. Вот только шнурки погладить забыли.
— Стоять. Ну-ка, пигалица…
— Мила…
— Чего?
— Милкой ее зовут, — подсобила Листица.
— Я понял… — Еще один сладкий батончик, в смысле — бутончик, на мою бедную голову. — Ну-ка, «Милка Вей», подпрыгни.
Пигалица по привычке приоткрыла клювик, но получила тычок в бок от старшей подруги, и клювик у птички захлопнулся, даже не чирикнув. Кстати, как и ее попытка взлететь. Ну, так и не удивительно… Хотел бы я посмотреть на того силача, особенно в ее весовой категории, которому такое упражнение оказалось бы под силу. Как только вообще до места сбора добрела?
— Понятно. Будем раздеваться…
— Что, прямо вот тут? — все же осмелилось пропищать очень курносое и не менее озабоченное создание.
— Да! И немедленно… — рыкнул я, не зная, чего в данную минуту хочу больше: злиться или смеяться. А раздвоение личности — не самое лучшее, что может позволить себе командир перед сражением. Особенно, если он уже страдает его разтроением!.. В смысле, не расстройством, а что в голове и без того еще три сознания живут. — Быстро снимай все железо, до… рубашки…
Передо мной легли — шишак с бармицей, горжет, наручи, айлеты,[7] полная кольчуга с зерцалом и акетон.[8]
Процесс снимания замшевых штанишек был задержан по двум равноценным причинам. Первая — шнуровка черевичек, вариант берцев на каблуках. И моим полуобморочным состоянием… Увидев, как девушка сперва приспустила штаны до колен, и только после этого, заметив что на ней не юбка, принялась расшнуровывать обувь, я по-настоящему осознал: что такое быть наставником молодежи! Возница, управляющий упряжкой из рака, щуки и лебедя, счастливчик и шланг… гофрированный.
— Хватит!
Очевидно, я был слишком эмоционален, потому что от моего окрика курносая пигалица тут же хлопнулась наземь тем местом, которое еще минуту тому прикрывала замша.
— Э-э-э… Я хотел сказать, — поправился я поспешно, — что штаны можно не снимать.
Теперь девчонки удивились по-настоящему. Обе. Но раз мужчина приказал, никуда не денешься. Ему виднее — как удобнее. В штанах, значит, в штанах…
Господи, ну за что мне такое наказание? Или, может быть, по какому-то недоразумению, Ты считаешь это наградой?..