— Значит, погнали фашиста?
— Погнали, сынок. Днями домой, в Сахновку, пойдем.
— Хорошо! — совсем тихо произнес Алексей и закрыл глаза. Он тут же уснул.
Женщины на носках тихонько отошли от постели, сели за стол и долго сидели молча, прислушиваясь к тяжелому дыханию Алексея. Тишину нарушила Кабаниха.
— Господи! — сердечно прошептала она. — А в грудях-то у него все кипит и кипит. Наверное, что-нибудь там повредили.
Никто ей ничего не ответил.
За окном послышался шум мотора. К хате, где лежал Сидоров, подъехала санитарная машина. Из кабины ее выскочил Кухтин. Женщины встали из-за стола.
Кухтин встретился с ними в дверях.
— Ну что с ним, лучше стало? — спросил он их.
— Лучше! Разговаривал с нами, сейчас спит, — ответила Настя.
Кухтин прошелся по хате, подошел к постели, внимательно посмотрел на Сидорова, потом на женщин, сказал им:
— Надо разбудить его.
— Зачем же? Не надо! Пусть отдыхает, — торопливо произнесла Ганна.
— А как же? Я ведь на санитарке за ним приехал. Повезу на левый берег, в медсанбат.
Он разбудил Алексея, перебросился с ним несколькими фразами, затем положили Сидорова на носилки, понесли в машину.
— Отставить! — крикнул подбежавший к санитарной машине Черноусов. — Несите обратно в дом.
Все непонимающе уставились на майора.
— Да, да, несите обратно, — подтвердил комбат. — Он сегодня полетит на самолете. Прямо в наш десантный госпиталь попадет.
— Да ну? — обрадованно протянул Кухтин.
— Конечно! Комбриг вызвал для раненого комбата самолет. Вместе с ним полетит и Сидоров.
— Это уже совсем хорошо! — восторженно вставил Кухтин.
— Спасибо, товарищ майор, — слабым голосом поблагодарил его Сидоров.
— А мне-то за что? Тебе спасибо, Сидоров! За хорошую службу, преданность и отвагу спасибо. Ну несите, несите его в дом. А то ведь ему холодно.
Кухтин и санитар подняли носилки, внесли Алексея в хату, снова уложили его в постель.
— Ну а вы, товарищи, — обратился он к женщинам, — можете уже идти домой. В вашем селе больше нет немцев и, надо полагать, что больше никогда не будет. Погнали их! И хорошо погнали!
— Слава тебе, господи! — воскликнула Кабаниха и перекрестилась.
— Да не господу, а солдатам слава! Вот таким, как Сидоров, Кухтин, и другим, — улыбнувшись, вставил майор.
— И солдатам слава! — добавила Кабаниха и опять перекрестилась.
Майор взял табуретку, поставил ее возле постели Сидорова, сел, начал с ним разговаривать. Они вспомнили дивизию, где прежде вместе служили, бой за Малоярославец, общих знакомых.
— Да, кстати, — спросил майор, — цела ли ее фотокарточка?
— Цела, товарищ майор, только испорчена вся.