Потом некоторое время ничего не происходило. Почти. Только неизвестный гумми, облачённый в стильный средневековый камзол, бестолково кружил, заложив руки за спину, вокруг пня и, изредка поглядывая на своих неподвижных пациентов, чего-то ждал.
«Дождался-таки!», – обрадовалась Наталья. – «Зашевелились, субчики хвостатые! Значит, живы…. Гуманоид поит кота и кошку из пузатой фляги. А теперь…э-э-э, кажется, читает им какую-то нудную лекцию. Может, и строгую нотацию. Ладно, подождём, что будет дальше. Даже интересно…. Загудело со стороны заката. По-нашему – на западе. Теперь и на востоке гудит. И на севере…. Виманы подлетают. Заходят практически со всех сторон сразу. К чему бы это? Общий мирранский сбор по случаю всеобщей вселенской тревоги? Так-с, наши субчики встревожились. Совещаются, с опаской поглядывая на небо. Кошка, наскоро попрощавшись, припустила к забору, а белобрысый гумми и бродяга остались возле пенька…. Похоже, намечаются нехилые сложности. Эта юная архмагичка чешет прямо сюда. То есть, ориентируясь на разлапистое дерево, на котором я и сижу. Как бы ни столкнуться – нос к носу…»
Они, естественно, столкнулись.
Аша, коротко разбежавшись, ловко запрыгнула на забор и непроизвольно замерла: на неё – с любопытством, но без малейшей тени страха – смотрели серые, блестящие и влажные – в отблесках ночных мирранских звёзд – глаза молоденькой гумми.
– Что ты здесь делаешь, грязная девка? – начальственно нахмурилась юная графиня Каспер. – Тем более, в глухое ночное время? Зачем забралась на дерево? В карцер захотела?
– Сама – девка, – последовал неожиданный ответ. – А ещё фефёла, стерва, лярва и гулёна.
– Совсем, Птичка, обнаглела? Страх потеряла? Да, как ты смеешь, мужицкое отродье?
– А что, собственно, такого? Тебе, аристократке вшивой, можно обзываться, а мне, получается, нет? Тебе, значит, можно безбоязненно шастать по ночам, а меня, говоришь, надо – за это же самое – определить в холодный карцер? Ну-ну, размечталась…. Кстати, откуда тебе известно моё имя?
– Действительно, откуда? – задумалась Аша. – Вроде, раньше никогда не встречались и не пересекались. Тем не менее, знаю. Мол: – «Птичка»…. Только это – ровным счётом – ничего не меняет, наглая гумми. Хамство, своеволие и грубость всегда должны быть наказуемы. Всегда и непременно. Как любит говорить уважаемый мэтр Карго. Или же – наказаны? Не важно…. Даю тебе, короче говоря, последний шанс. Извиняйся, э-э-э…. Как ты там говорила? Ага, вспомнила. Извиняйся, фефёла глупая и лярва толстощёкая. Иначе…
– Иначе – что?
– Распухнешь, лопнешь, упадёшь с дерева и сгоришь.